Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
– Ужас какой, – сказал я то, что говорят в таких ситуациях.
Да… действительно…
Я видел его несколько дней назад в литературном кафе, где N вел вечер известного поэта. Мы пожали друг другу руки. Ну, может, парой фраз перекинулись. Нет, не перекинулись. Времени было только на «привет-привет», и через секунду он уже с другим кем-то здоровался, а я протискивался дальше, к своим близким друзьям, сидевшим в переднем ряду. Не та ситуация, когда разговаривают.
То кафе, та тусовка и то, что услышал я в редакции про его отъезд в Пхукет, не вязались друг с другом.
Не из нашей с ним это жизни.
Но… не по себе, действительно.
Еще и потому, что одним из сопутствующих легкому испугу чувством было что-то вроде досады – как-то он… не вовремя… За окном редакции Москва, примороженная первым после оттепели морозцем, изморозь на деревьях, желтое солнце, сизые облака, похожие на дымы из деревенских труб. Плюс – шелест долгожданных купюр (зарплата плюс небольшой гонорар), означающий предстоящие закупки подарков для домашних, ну а вечером я собирался на корпоративную вечеринку в интернетовской конторе, с которой сотрудничаю. А в перспективе – двухнедельные каникулы. И сейчас хорошо было бы вспоминать о нем как о гуляющем с подругой в тропиках, на берегу моря, но никак не… Нет, не дай бог!
Но, может, еще объявится, подумал я, пытаясь избавить себя от ненужной мне сейчас тяжести. И почувствовал уже настоящий холодок от этого «может».
Примерно через час меня познакомили с новым нашим автором, и в разговоре вдруг выяснилось, что автор этот приятельствует с N, и автор этот сказал: вчера заходил на сайт «Вестей», его фамилия по-прежнему в списках пропавших.
Я держался с полчаса, а потом полез в интернет, хотя нужно было срочно дозваниваться до нескольких людей, и верстку вычитывать, да и в магазин за подарками надо успеть. Да ладно, загляну только и – назад.
Сайт нашелся легко, я долго тыкал в заголовки статей про цунами, но ссылок на список пропавших не было, и я просто поставил его имя в поисковик сайта, и тут же получил краткий текст: «Литератор и переводчик, сотрудник сети книжных магазинов, вылетел в Таиланд 25 декабря, если кому что станет известно, просьба позвонить по телефону…» Справа пустая рамочка. Я полез в настройки, подключил опцию «показывать картинки» и нажал на Enter. Страница начала перегружаться, толчками сверху вниз в рамочке слева от текста стало возникать его лицо, как будто с лица сбрасывалась белая простынка, – лоб, очки, нос, подбородок. Он вдруг глянул на меня с экрана, знакомым, но уже и каким-то незнакомым взглядом.
Ко мне вошла корректор:
– Ну когда же? Я через два часа должна верстку сдавать.
Я выключил экран.
Я вычитывал верстку, два раза заходил в интернет за библиографическими справками, обедал, говорил по телефону и т. д. И около четырех, поздравив коллег с наступающим, отбыл из редакции.
Сумерки только начинались. Низкое солнце было розовым, а выпавший ночью снежок синеватым, я шел по бульвару мимо застывших в бесконечной пробке машин и троллейбусов с бесполезными усами над крышей, и уговаривал:
– Ну представь, что он просто уехал, перебрался по-тихому жить в Питер, или – в Калугу, или – в Бостон. Что изменилось бы в твоей жизни? Да ничего. Ты бы сообразил, что его нет, может, через год, а может, через два, переставляя дома книги и наткнувшись на сборник его стихов.
Ваши связи друг с другом действительно городские, капиллярные.
Сколько лет вы знакомы? Десять? Нет, пятнадцать. Значит, когда он первый раз пришел к нам в отдел критики с рецензией, ему еще двадцати не было? Совсем мальчик. Он, конечно, повзрослел, но и сейчас в наших тусовках кажется самым молодым. Хотя… тридцать пять лет. У меня дома стоят три его книги.
Я подходил к книжному магазину – кстати, его магазину. Здесь я собрался сделать новогодний подарок себе – дружно обруганного коллегами, но нечитанного мною до сих пор Пелевина и роман Даррелла «Бунт Афродиты», также считающийся неудачным. В полуподвале этого магазина кафе, где я видел его неделю назад. Представляя героя вечера поэта А. А., он что-то такое плоское сказал про нравы поэтов, которые натуры стихийные, и потому всегда ходят косматыми, немытыми. «Да нет, – подал кто-то голос из публики, – А. А. как раз волосы моет регулярно». И все засмеялись, а он запнулся и махнул рукой – да ладно вам, ну сказалось, ну глупость, конечно… ну чего ж вы так обрадовались-то все…
И кстати, осведомленность моей редакции о его планах на отпуск объясняется просто и замечательно – журнал принял к публикации его роман. Первый его роман.
Расплачиваясь за книги, я вдруг спросил у девушки-продавца: ничего про N нового не слышно?
– А что должно быть слышно?
– Ну как что, он ведь в Таиланде сейчас. Числится в списках пропавших.
– Ужас какой, – сказала девушка.
Я расплатился и вышел наружу. Так тебе, дураку, и надо! Кто за язык тянул?
По сути, ты ведь с ним почти и не знаком. Так? За пятнадцать лет было два-три разговора. Два-три разговора людей, в общем-то знакомых, имеющих общие темы и особо не напрягающих друг друга в общении. Да и не разговоришься с ним – вежливый, внимательный и при этом, похоже, очень замкнутый человек. Ваши взаимоотношения другие – вы знаете друг про друга. Тебе нравятся его стихи и путевая проза. А про поэму ты писал у себя в журнале, и он не мог не читать. Может и еще что-то читал твое.
Нет, было у нас и, так сказать, «доверительное», – это когда N «застукал» меня с моей знакомой в грузинском ресторанчике у Никитских ворот. Оказывается, именно в этот ресторанчик он, снимавший комнату неподалеку, ходил по вечерам ужинать. Он сел за соседний столик, сделал заказ, а уже потом увидел нас. Он встал, сделал два шага в нашу сторону и поздоровался, а вернувшись за свой столик, сел – я отметил это с благодарностью – уже на другой стул, так, чтобы оказаться к нам спиной.
Чего ты заходишься? В конце концов, ничего ж не известно.
Это в тебе еще слабость гриппозная и, соответственно, неврастеничность – вот и все…
Но ведь я уже знаю, я хорошо все это знаю. А то, чего не знаю, мне показали по телевизору.
Сначала у них была регистрация в Шереметьеве или Домодедове. Самые радостные минуты в любом путешествии – предвкушение. Я вижу их как будто зависаю над ними, стоящими в очереди к паспортному контролю, а потом гуляющими по «дьюти фри», сидящими на высоких табуретках у бара – он пьет пиво (или вино), она – кофе…
Я вижу, как проталкиваются они по проходу в салоне «ИЛа» или «Боинга», к своим местах, как он заталкивает в багажник свою и ее куртки. Я чувствую как затекают от многочасовой неподвижности в креслах их тела. Часов девять-десять лету, наверное. Как до Сахалина. Или больше? Плюс часа три – это как минимум – аэропортовской маеты в Москве. И к тому моменту, когда зажжется на табло «Пристегните ремни», когда голос из радиопанелей скажет про плюс 26 за бортом и про 24 градуса воды в море, сил на радость уже не останется. Но это им только так кажется. Радость вернется сразу же – как только по иллюминаторам мазнут снаружи влажным изумрудно-зеленым и аквамариновым предрассветным морем, когда на развороте пронесутся очертания округлых зеленых гор, когда, наконец, они, шагнув на трап, вдохнут парной морской воздух, когда на щеке почувствуют тепло встающего солнца, забытого за два сумрачных, как в сыром морозном подвале, месяца в Москве, и свет того солнца, начавшего свой восход 26 декабря, будет стлаться по сиреневому бетону аэропорта; вот они спускаются по трапу с недоверчивыми и счастливыми улыбками.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
