29 августа 1942 года Чапмена вызвали в кабинет фон Грёнинга, где ему был вручен лист бумаги с текстом, отпечатанным на машинке. Ему велели внимательно прочесть его и, если он согласен с предложенными условиями, подписать. Это был контракт, который официально подтверждал обязательство Чапмена шпионить против своей страны. Этот документ, вероятно, не имел аналогов в мировой юридической практике. В первом разделе перечислялись всевозможные запреты: Чапмен брал на себя обязательство не раскрывать имена своих германских контрагентов на Джерси, во Франции и Германии, не сообщать о местах, которые он посещал, и не разглашать сведений, полученных в ходе учебной подготовки. Наказанием за нарушение любого из перечисленных пунктов контракта должна была стать смертная казнь. Чапмену предписывалось осуществлять шпионаж в пользу германского высшего командования и честно выполнять любую миссию, которая будет ему поручена абвером. В качестве компенсации он будет получать 12 тысяч франков в месяц все то время, пока остается во Франции. С момента засылки на задание ему будут причитаться 300 рейхсмарок в месяц, причем выплаты будут продолжаться, даже если его схватят. По возвращении, если его миссия будет выполнена и абвер останется доволен результатами, ему выплатят 150 тысяч рейхсмарок. Чапмен подсчитал, что эта сумма эквивалентна 15 тысячам фунтов стерлингов, тогда как реальная ежемесячная оплата составляла порядка 250 фунтов (или 7300 фунтов в сегодняшних ценах). Это не был контракт с германским правительством — его заключали лично Чапмен и его шеф фон Грёнинг, который подписал его уже привычным именем — «доктор Штефан Грауманн».
Последний же пункт контракта был шедевром немецкой бюрократической мысли: Чапмену вменялось в обязанность выплачивать во Франции все необходимые налоги с получаемых сумм. Германская секретная служба собиралась послать его с предательской миссией, в ходе которой он, скорее всего, будет убит при выполнении задачи или казнен в тюрьме, — и при этом они заботились об уплате им налогов!
Пока Чапмен переваривал содержание этого необычного документа, шеф поинтересовался: если его схватит Скотланд-Ярд, сколько лет ему придется провести в тюрьме? Чапмен, сам неоднократно задававший себе этот вопрос, признался, что, по его прикидкам, приговор потянет на пятнадцать-двадцать лет. Фон Грёнинг, обернувшись к Преториусу, заметил на это: «Да, в этом случае сдаваться полиции ему вряд ли придет в голову!»
Чапмен подписал контракт, однако позднее поймал себя на том, что не может забыть этот неожиданный комментарий. Грауманн, человек, которым он восхищался, взял его в дело не из-за его собственных талантов, а лишь из-за его криминального прошлого — столь солидного, что ему никогда не придет в голову отдаться в руки властей. Он всегда знал о расчетливости немцев, однако обидная реплика не выходила у него из головы.
Убрав в папку контракт, фон Грёнинг в первый раз заговорил о предстоящей Чапмену миссии. Через несколько недель его забросят в Великобританию, куда ему предстоит десантироваться с парашютом. С собой у него будет рация и достаточно денег, чтобы продержаться в течение долгого времени. Он должен будет найти надежное укрытие и достать большое количество взрывчатки — если понадобится, задействовав при этом свои криминальные связи. Для Чапмена в Британии было много важных задач, но главной была диверсия на авиастроительном заводе в Хатфилде, графство Хертфордшир, который производил бомбардировщики «москито».
«Москито» работы Де Хавилланда — Анофелес Де Хавилландус, как называли его армейские остряки, — с самого появления в войсках в 1940 году стал истинным бичом для нацистов. Германское военное командование тряслось от него в настоящем малярийном ознобе. Созданный на предприятии авиастроительной компании «Де Хавилланд» неподалеку от Лондона, он был воистину революцией в конструировании военных самолетов. Построенный практически целиком из дерева, с экипажем из двух человек, лишенный оборонительного вооружения, этот самолетик легко доносил до Берлина 4 тысячи фунтов бомб. Снабженный двумя двигателями «Мерлин» производства компании «Роллс-Ройс» и развивающий скорость до 400 миль в час, он легко уходил от вражеских истребителей. «Москито», прозванный «деревянным чудом», могли легко и недорого собирать мебельщики и плотники. Его можно было использовать для воздушной разведки, ночных боев, охоты за подводными лодками, минирования и перевозок, однако его главной задачей были прицельные бомбардировки: легкий и аккуратный, он мог разрушить одно-единственное нужное здание, нанеся минимальный вред гражданскому населению. Так, в ходе войны именно «москито» участвовали в налетах на штаб-квартиру гестапо в Осло, офис компании Shell в Копенгагене и тюрьму Амьен.
«Москито» — «Деревянное чудо» — готовится к рейду на Германию.
Рейхсмаршала Германа Геринга, шефа люфтваффе, настырные маленькие «москиты» приводили в бешенство: одно лишь упоминание этих самолетиков вызывало у него вспышки ярости. «Я прихожу в ярость, когда вижу „москито“, — однажды разглагольствовал он. — Я желтею и зеленею от зависти. Британцы, у которых алюминия гораздо больше, чем у нас, собрали прекрасный деревянный самолет, который способна производить каждая фабрика по изготовлению фортепьяно, и умудрились придать ему скорость, кажется, увеличивающуюся день ото дня. И что с этим делать? У британцев есть все, что заблагорассудится. У них есть гении, а у нас — одни идиоты. После войны куплю себе британский радиоприемник, — тогда у меня, наконец, будет хоть одна вещь, которая работает и всегда будет работать».
Как по политическим, так и по военным причинам у абвера ушли месяцы на то, чтобы разработать план борьбы с «москито». Если бы на заводе компании «Де Хавилланд» удалось разрушить паровые котлы и генератор, производство остановилось бы. Это могло повернуть ход воздушной войны в пользу Германии, продемонстрировать ценность нового агента фон Грёнинга и поднять акции абвера на новую высоту. Заодно это успокоило бы нервного рейхсмаршала.
В день подписания контракта фон Грёнинг отправил в Париж радиограмму, полную ликования, в которой сообщал, что провел с Фрицем «подробное предварительное обсуждение» и убедил его подписать договор. Послание было перехвачено британцами, и офицер МИ-5, отслеживающий радиопереговоры по поводу Фрица, мрачно заметил: «Кажется, события вступают в решающую фазу».
9
Под невидимым взором
Разумеется, контракт Чапмена, подписанный фальшивым именем и откровенно абсурдный, был юридически ничтожен, однако он возымел нужный психологический эффект. От перспективы новых приключений настроение у Чапмена вновь взмыло вверх. Компания веселых пьяниц на вилле Бретоньер была, конечно, приятна, однако Чапмен не мог не думать о Фриде и ее ребенке, оставшихся в Англии, о Бетти, о своей бывшей жене Вере, — ну а если ни с кем из вышеперечисленных ничего не выйдет, многочисленные нимфы Сохо были к его услугам.
Дни складывались из многочисленных тестов, испытаний, обсуждения деталей и всякого рода задержек. Неприятный контрразведчик из Анжера вновь появился на вилле «в потрясающем „крайслере“ с радиоприемником», дабы понаблюдать за демонстрацией умений Чапмена в диверсионной работе и стрельбе. Тот один за другим расстрелял выставленные в ряд винные бокалы с расстояния в пятнадцать шагов и собрал кислотный взрыватель. Следующую демонстрацию провели для полковника из танковой дивизии, приехавшего на «мерседесе»: Чапмен взорвал пень, изготовив взрывной механизм замедленного действия с помощью батареек и наручных часов. Тем же вечером фон Грёнинг объявил, что у него есть билеты в «Фоли-Бержер» — мюзик-холл, собиравший полные залы в оккупированном Париже. Чапмен был счастлив перспективой провести вечер в Париже, однако его радость несколько подувяла, когда он подслушал фразу Грёнинга, упомянувшего, что «его хочет видеть шеф». Его везли в Париж не для того, чтобы он наслаждался спектаклем, — опять, в который раз, представлением должен был стать он сам.
