Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
– А что там такое? – спросил Юра у мужика с беломориной в зубах.
– Фашисты приехали. Празднуют… День Гитлера вроде…
В толпе послышались крики «Зик Хайль!». Юра пробрался между зеваками. На куске проезжей части, свободном от машин, стояли десятка три парней, одетых в темное, коротко постриженных. У некоторых к курткам были прицеплены фашистские железные кресты. Почти все держали в руках бутылки с пивом, некоторые размахивали цепями. Два мента молча наблюдали за сценой, прислонившись к своему сине-желтому «уазику». Юра подошел к ним, показал свою «корочку».
– Что здесь такое?
– А ты что, не видишь? Нацисты…
– И вы вот так вот стоите и смотрите?
– А что нам делать? Вдвоем – на тридцать человек? Вызвали подкрепление по рации, ждем…
– А откуда они вообще взялись? Местные?
– Да нет, понаехали. Из Прибалтики вроде… Или из Москвы… Но не отсюда, точно… У нас таких нет, слава богу…
Невысокий парень, в кожаном пальто, с железными крестами на груди и в ухе вместо серьги, начал орать:
– Зик!
– Хайль! – стройно ответили остальные.
– Зик!
– Хайль!
– Зик!
– Хайль!
– Зик!
– Хайль!
Парни, улыбаясь, чокались пивом, размахивали цепями. Невысокий показал рукой на троллейбус. Человек пятнадцать побежали к нему. Остававшиеся в троллейбусе пассажиры выскочили на улицу. Старушка с тростью упала, спускаясь по ступенькам. Трость отлетела на несколько метров. Зеваки помогли ей подняться, подали трость. В троллейбусе остался только водитель. Нацисты обступили троллейбус, стали трясти.
– Что вы делаете, говнюки? – заорал водитель, высунувшись в переднюю дверь. – Ну-ка уйдите отсюда!
Парни захохотали, раскачали троллейбус, повалили на бок. Звякнули, разбиваясь, стекла. Зеваки отскочили, уклоняясь от болтающихся «рогов».
Невысокий снова заорал:
– Зик!
– Хайль! – хором ответили остальные.
Юра обернулся, оглядел толпу. Сквозь нее пробиралась группа парней такого же возраста, но без свастик: местные. Почти все несли палки, куски арматуры.
– Погна-а-а-али! – выкрикнул один.
Парни выскочили на проезжую часть, кинулись на нацистов. Юра присоединился к ним. Он схватил парня со свастикой в ухе, ударом кулака сбил с ног, бросился на другого – с цепью, выхватил цепь, отшвырнул, ударил ногой в живот. Нацист отлетел метра на три, упал, зацепившись за лежащего местного.
Драка охватила весь кусок улицы, свободный от машин. Нацисты отбивались цепями и бутылками. Юра ворвался в самую гущу драки, с ходу ударил ногой по яйцам нациста с цепью. Нацист сложился пополам, схватил его за ногу. Юра потерял равновесие, упал, заслонил рукой голову от летящей бутылки. Удар пришелся по костяшкам пальцев. Один из местных «вырубил» нациста с бутылкой. Бутылка упала на асфальт, разбилась. Лужа пива растеклась по асфальту. Юра, морщась от боли, потрогал левой рукой костяшки пальцев правой.
Нацисты разбегались. Несколько человек оставались лежать на асфальте.
– Погнали! – сказал Юре местный пацан в серой куртке, с разбитыми в кровь кулаками. – Я видел, ты заебись махался. Вставай, погнали, добьем их, на хуй!
Юра покачал головой, молча встал, пошел к тротуару. Зеваки, перешептываясь, глядели на него. Завыли сирены. Расталкивая толпу, подбежали менты.
* * *
Юра и Оля сидели на лавке в скверике рядом с проспектом Мира. Кисть левой руки у Юры распухла и покраснела. На костяшках засохла кровь.
– Может, надо в травмпункт? – спросила Оля. – Вдруг перелом какой-нибудь…
– Не должно быть.
– И тебе не страшно было полезть в эту драку? Я как увидела, что ты тоже там…
Юра пожал плечами.
– Но ты ведь умел драться, занимался чем-то, да?
– Боксом в университете, потом немножко каратэ…
– И ни разу не сказал про это… Пацаны обычно любят этим хвастаться…
Юра снова пожал плечами.
– А зачем они к нам приехали? Почему не могли у себя отпраздновать, если уж так им это надо?
– Наверно, там их уже знают, готовились как-то… А здесь никто и не предполагал, своих нацистов вроде нет… Вот они и покуражились немного. Но парни эти местные их засекли, наверно, еще раньше – нельзя так быстро подготовиться…
– А откуда вообще берутся нацисты? Сейчас, я имею в виду… Знают же все про войну, про концлагеря…
– Знают, конечно… – Юра достал сигареты, вынул одну, щелкнул зажигалкой. – Но видишь, здесь все не просто… – Он затянулся, выпустил дым. – Парни думают – ну, не все, конечно, там есть такие, у которых просто извилин нет, чтобы думать… Думают, что насчет нацизма их обманули, как насчет социализма. Что если власти хвалят социализм, а в нем на самом деле ничего хорошего, то, может, и фашизм был не такой плохой, как сейчас про него говорят…
– И ты тоже так думаешь?
– Нет.
– А в фильме «Семнадцать мгновений весны» фашисты, в общем-то, симпатичные… Но наш Штирлиц все равно симпатичнее всех… В немецкой военной форме… В нашей так не смотрятся красиво…
– И мне он тоже нравился, Штирлиц. Давно еще, когда фильм первый раз показали. Я классе в третьем учился, ждал каждую серию. Нет, «Семнадцать мгновений весны» – классный фильм…
– А еще мне нравилось «Место встречи изменить нельзя»…
– И мне тоже. Ты что – один из самых любимых фильмов…
– …Особенно Высоцкий нравился… Такой вообще… Слушай, а правда, что он пел матерные песни?
– Не знаю, я у него слышал только одно слово… Да и то не такое уж матерное. У нас много его записей на бобинах – папа раньше любил его слушать. На старом еще бобиннике, на «Комете» – он до сих пор стоит в большой комнате, но папа его никогда не включает…
– И какое там было слово?
– Там строчка такая была – «У меня на окне – ни хера». Остальное не помню уже. Мне Высоцкий никогда особо не нравился. Я как услышал «Дип Перпл», «Пинк Флойд», «Лед Зеппелин» – мне уже больше ничего не нужно было…
На соседней лавке разговаривали два пацана лет по шестнадцать.
– …Не мог он у себя отсосать, я тебе говорю. Ты пиздишь. Он что, при тебе отсосал?
– Нет, не при мне. Но я ему верю. Он – длинный и гибкий весь. Выгнется так, что точно достанет…
– Пиздишь ты. Слушать не хочу.
– Ладно, пошли. Надо еще к Лысому зайти.
– Ну, пошли.
Пацаны встали с лавки, пошли в сторону пятиэтажки с вывеской «Агентство аэрофлота».
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
