По требованию Анастасии архиепископ Пимен созвал в Софийский собор всех видных и уважаемых людей Великого Новгорода.
Голос Анастасии, твердый и властный, громко звучал под сводами собора.
– Плохо дело, милые мои, – сказала она. – Царь на полном серьезе думает разнести Великий Новгород в пух и прах. В прямом смысле. И если он со своей бандой войдет в город, шансов выжить у нас нет. Погубят всех – от новорожденных до стариков. Кого сожгут, кого зарубят, кого в проруби утопят.
И если вы сейчас не решитесь сделать так, как я скажу, то через месяц сгинет Господин Великий Новгород. И мы вместе с ним. Останется здесь лишь пепелище и тысячи мертвецов, которых некому будет оплакивать…
В храме повисла гробовая тишина.
– Точно ли ты, Анастасия, знаешь, что будет так? – осторожно спросил архиепископ Пимен.
– Точно. Вам не удастся ни откупиться от царя, ни отговорить его от задуманного. Вы же видите, опричники закрыли все выходы из города. Царь уже все решил. И через несколько дней будет тут.
– Анастасия, помилуй, откуда тебе известны царские мысли? Как нам спастись? Есть ли надежда? Скажи наконец, кто ты и откуда? – неслось со всех сторон.
Анастасия подняла руку. Все вновь замолчали.
– Давайте по порядку, – сказала она. – Я, разумеется, не ошибаюсь. Да вы и сами это прекрасно знаете. Только боитесь себе признаться. Уповаете на чудо. И правильно делаете. Спасет вас именно чудо. В моем лице.
А царские мысли мне хорошо известны потому, что Господь мне дозволяет читать их. Читать и содрогаться.
Содрогаться не только потому, что это мысли дьявола во плоти, но и потому, что это мысли моего отца. Вот вам и ответ, кто я и откуда. Я Анастасия, дочь царя Иоанна Васильевича. Из рода Рюриковичей. Пускаться в подробности я не собираюсь. Хотите – верьте, хотите – нет. Ваше право.
А спастись можно. Если вы немедля согласитесь идти за мной. Долго рассуждать не будем. Это не вече. А ответ я узнаю, ибо ваши сердца открыты для меня. Если большинство – за побег, то, значит, так оно и будет. Одно условие: я буду вашей царицей.
– Царицей?
– Да. Клятвенно обещаю, что буду править вами по справедливости. Обижать не буду. Мне, честно говоря, без всенародной любви царствовать не интересно.
– Ладно… Верим… Согласны… – пронеслось над толпой.
– Но где же нам искать спасения, Анастасия? Ведь из города невозможно выйти! Ты же сама сказала! – воскликнул Пимен.
– А я и не предлагаю из него выходить. Мы останемся в городе. И я с Божьей помощью перенесу его в другое место.
– В какое место?
– В хорошее. Очень удобное для выгодной торговли и нормальной жизни свободных людей, – улыбнулась Анастасия. – Там есть особые дороги, увенчанные голубыми Куполами. Эти дороги ведут в самые разные уголки мира. Расторгуетесь, милые мои, так, что вся Ганза обзавидуется! И, что самое главное, этот психованный царь никогда в жизни нас там не достанет. Слово даю!
Ну что, бежим со мной? Согласны, чтобы я над вами царствовала? Да или нет? Считаю до трех. Раз, два… Два с половиной… Два на ниточке… Три!
3
– А где же Новгород-то? – ошеломленно спросил Иван Грозный опричников, которым было поручено обеспечение блокады густонаселенного пункта.
Опричники виновато смотрели себе под ноги и тупо молчали.
Позади них виднелась река Волхов. Через нее мост. Но никакого Великого Новгорода на берегах реки не было. Так, торчат кое-где из снега гнилые бревна да чернеют выгребные ямы…
– Ну! – рявкнул царь. – Куда город, спрашиваю, делся?
Старший опричник зажал пальцем ноздрю и нервно высморкался в снег.
– Дык, это… Великий государь! Был. Давеча. Точно помню. Мы стерегли, как велено… А опосля… Опосля… Это…
– Что «опосля»? Что «это»? Говори толком! – царь взял опричника за грудки и хорошенько тряханул.
– А потом он куда-то пропал, – честно сказал опричник, с трепетом глядя на хлебные крошки, застрявшие в царской бороде.
Стоявшая рядом лошадь громко заржала и бойко стукнула по земле копытом, подняв веселый фонтанчик снежных ошметков.
Глава девятаяКак стать Фехтовальщиком
Через неделю после самоубийства тещи
1
Вообще-то Маэстро оказался неплохим парнем.
Нынешнюю деятельность, которую он называл не иначе как «профессиональное тунеядство», он начал пять лет назад.
– Ты, Бонифаций, не думай, будто я всю жизнь этой дурью занимался. Я тут у вас недавно.
В прежней жизни я был нормальным человеком с нормальной профессией. Летчиком-истребителем. И, в полном соответствии с названием специальности, я летал и истреблял, летал и истреблял…
Летал куда прикажут, истреблял кого прикажут. Без этого в нормальной жизни никак нельзя, я имею в виду без приказа. Или, на худой конец, без разрешения. Если все начнут вдруг ни с того ни с сего летать куда попало и истреблять кого попало, в мире возникнет бардак, он же хаос. Будет неясно, кому медали давать, кому ордена, кого повышать по службе, кого понижать, кого объявлять героем и молодцом, кого предателем и преступником.
Так вот, чтобы не было хаоса и неразберихи, существует такая умная штука, как армия. Там командиры и начальники в силу своих обязанностей должны лучше Господа Бога знать, куда кому нужно летать и кого истреблять. Удивительно, но армейские начальники с этой, казалось бы, неразрешимой проблемой блестяще справляются по десятку раз на дню. Я завидую их уверенности в мощи собственного интеллекта.
Сначала я служил в России. Там меня звали Афанасий Криворотое. Но у моих российских командиров оказался чересчур уж мощный интеллект. Мы совершенно не воспринимали друг друга. И я уволился.
Хорошие летчики-истребители нужны в любой стране. Я перебрался в Испанию. Там превратился в Ибрагима Хорхе. Думал, что в Испании более тупые военачальники. Я ошибся. Когда они узнали, как переводится моя татуировка «Гравитация – сволочь, ну ее на фиг!», меня вызвал командир эскадрильи. Он спросил, что я имею в виду, называя гравитацию сволочью. Я ответил, что он это поймет после моего ближайшего вылета. Он согласился подождать.
Я очень люблю летать, Бонифаций. Но настоящему, подлинному полету всегда мешает гравитация. Она держит тебя на поводке и не дает лететь туда, куда зовет сердце. Но не в тот раз. В тот раз я решил работать с гравитацией сообща.
Я поднял самолет на пять тысяч метров. Развернул носом в землю и «дал по газам»! Я мчался туда, куда и хотела гравитация – к земле. Я подумал: «Если Богу будет угодно, я останусь жить, если нет, тогда зачем я вообще живу?» Жалко, что я не видел, как самолет вместе со мной врезается в землю недалеко от летного поля. Наверное, это было красиво.
