Невидимое похмелье
Не путать с несуществующим.
О несуществующем похмелье можно говорить, если на протяжении некоторого времени тебе удается превращать дни раздумий и даже похмелья (см. Пролог) в новые, ударные попойки. Мы уже договорились называть иногда похмелье «гвоздем, пронзившим голову». Так вот, эти «гвозди» соединяются в длинную, непрерывную цепь, и если в один прекрасный день одно из звеньев цепи вылетело и цепь прервалась, ты – пленник могучей привычки и не заметишь этого. Час-другой после пробуждения ты думаешь, что вот сейчас начнется ломка, ты даже ощущаешь ее и ведешь себя соответственно ожидаемому состоянию, пока не поймешь, что кошмар прошел стороной. И тут тебя охватывает здоровое ликование и чувство возрождения к новой жизни.
Поскольку несуществующее похмелье в действительности не существует, я не выделяю его в отдельную категорию.
Невидимое похмелье столь неуловимо, что тебе кажется, что ты и не страдаешь. Но оно существует, существует, да еще как. Только оно прячется в глубине, на самом дне, как дитя в утробе.
Такое похмелье случается, если тебе удалось удержаться на краю, на самой границе перед глотком «X», после которого похмелье неизбежно. Но хотя в своих возлияниях ты и не перешагнул роковой черты, алкоголю удалось-таки этой ночью прорвать оборону на самом слабом участке, или вдруг обмен веществ дал сбой – в общем, выпитое усвоилось не так хорошо, как обычно, а встало колом.
В отличие от состояния несуществующего похмелья, ты пробуждаешься в уверенности, что похмелья нет и быть не может, и в готовности прожить новый день решительно, энергично, по-деловому и с любовью к ближнему.
Бедное наивное создание!
Потому как зашифрованные намеки, приметы, едва заметные признаки в считанные часы убедят тебя в присутствии затаившейся бестии, покусывающей организм изнутри, чуть-чуть, совсем слегка, – ведь похмелье-то слабенькое, будто съежившийся звереныш. Но как бы то ни было – это бестия, то есть зверь.
Ты почувствуешь его, прикуривая первую сигарету, некстати шарахнувшись при звуке автомобильного клаксона, непомерно разозлившись на аутиста-официанта… А какое раздражение вызывает незатейливая история, рассказанная супругой? А застрявший поперек горла джин-тоник?
Пусть твоим ответом на неизбежную очевидность станут кротость, стоицизм и смирение. Оденься в рубище, посыпь главу пеплом, признай существование похмелья, подобно Иисусу из Назарета, взвали на плечи свой крест и отправляйся по крестному пути.
Творческое похмелье
Насколько мне известно, таковое наблюдается только у меня самого, да и то, к несчастью, очень редко.
Наверняка, с описываемым явлением сталкиваются и другие психически неуравновешенные натуры со склонностью к писательству, но мне ни разу не довелось обменяться впечатлениями на этот счет со знакомыми собратьями по перу.
Обычно с бодуна я забываю, с какой стороны подойти к компьютеру. Я беру выходной и самое творческое, на что я способен, это определить стратегию выживания с гвоздем в мозгах.
Однако время от времени, после выпивки мирной, ничего общего не имеющей с диким разгулом под лозунгом «а имею право», просыпаешься томный, рефлексы заторможены, а потому и мозг расслаблен и будто даже размягчен, но зато и не зажат в тиски.
И вот эта-то размягченность и замедленность и благоприятствуют удивительной глубине (насколько позволяет мелководье) и ясности мышления. Так в молодые годы папироска с гашишем пробуждала во мне чудесную широту видения в сочетании с пристальным вниманием к деталям.
Под воздействием творческого похмелья мне удается написать не так много, как обычно, но зато каждая страница тщательно отшлифована и выверена; получается недурно, совсем недурно. Иной раз снисходит озарение и рождается пара неплохих идей, способных украсить книгу, возникает новый сюжетный поворот, проявляются оригинальные перспективы или, вдруг, открывается нечто очевидное, все время маячившее под носом, но до поры недоступное пониманию.
Ох уж эти тайны и загадки похмелья и его воздействия на человеческий разум.
Прожорливое похмелье
Оно наименее плохое или, если хотите, наиболее хорошее, если только не покажется дурным тоном ассоциировать с состоянием бодуна хоть что-то мало-мальски положительное.
С ним так просто бороться: встаешь с постели, голодный, как щенок-подросток, и целый день в две глотки пожираешь все, что придется.
Один из моих любимых кабатчиков по кличке Щетка описал прожорливое похмелье с исчерпывающей точностью: «Знаешь, малыш, я, когда просыпаюсь не в себе, сожрал бы и самого господа Бога, прямо с пяток».
Эта хворь чаще настигает пьяниц-гурманов, тех, что балуют себя качественными спиртными напитками, в приятной компании или мирном уединении.
Разумеется, речь идет об обладателях здоровых и крепких желудков, вырабатывающих кислоты, способные растворять даже камень, с сильными, тренированными кишками и надлежащей кишечной флорой. Похмелье не вредит пищеварению этих богатырей; один раз в сутки, в строго определенный час они торжественно усаживаются на сантехнический трон, чтобы выдать колбаску надлежащей консистенции – и никаких запоров! В общем, это полная противоположность поносному похмелью.
Похмельные обжоры к тому же весьма похотливы. Как гласит народная мудрость: «Сытый живот к пляскам зовет».
Единственная беда регулярно пьющих обжор с бодуна – частая повторяемость импровизированных неумеренных пиров, вследствие которой велика вероятность превратиться в медведя Йоги[14].
Можно выделить три подтипа обжорного похмелья: один по степени прожорливости, а два остальных – по качеству яств.
Пантагрюэлевское похмелье
Как вы понимаете, таковым является любое похмелье, осложненное обжорством. В день нездоровья (пошлейшее определение!) нормы питания значительно превышаются: ты ешь так жадно, будто кто-то норовит утащить еду с твоей тарелки. Но пантагрюэлевское похмелье достигает особых, раблезианских высот. Оно свойственно индивидуумам, и в обычной жизни любящим сытно поесть, а уж с бодуна они способны поглотить поразительные количества пищи.
История сохранила впечатляющий пример похмельного обжоры ордена Пантагрюэля – это генерал, участник карлистских войн по имени Сумалакарреги, чей легендарный аппетит способствовал рождению жемчужины испанской народной кухни: картофельного омлета[15].
