И здесь человечество раскололось на верных и отступников. Охранители против Сотрапезников. Старая верная человеческая раса против коварных мутантов и извращенцев. Впрочем, предатели еще могли отречься от своих заблуждений и присоединиться к крестовому походу по завоеванию галактики. Даже я ощутил, как проникаюсь этой искаженной логикой...
«Хроники» захлопнулись так же резко, как на Вавилон падает ночь.
Комната погрузилась во мрак, наполненный слабым биолюминесцентным сиянием.
Сады накренились градусов на пять – аварийные конденсаторы энергии пытались удержать громадную массу – и начали снижаться по программе аварийной посадки.
Вавилон сделал свой ход.
Люди завизжали и завопили. Они толпились в дверях и выпрыгивали из окон.
Я активировал мое снаряжение и скользнул вверх, чтобы обождать.
Совсем скоро комната опустела, я использовал это время, чтобы очистить свой мозг от мерзости «Хроник».
Наступила тишина, слышались только отдаленные шумы встревоженного города. Я смотрел на дверь, что вела во внутренние покои.
В двери клубился туман.
Я свалился сверху, словно ангел отмщения, и выпрямился на наклонном полу.
Мы с туманом пристально вглядывались друг в друга. Пот скользил по кожаным ремням, опоясывающим грудь.
– Сбрось маску, – произнес я. – Хочется увидеть человека, который верит во все это дерьмо и даже служит ему.
Туман молча изучал меня целую минуту. (Это очень долго. Попробуйте выдержать такую отчужденность целых шестьдесят секунд, и вы увидите, что станет с вашими нервами.)
Наконец из тумана в форме призмы пришел ответ.
– Нет.
Вот так-то. Я даже не успел по-настоящему оскорбиться.
Мне показалось, что озноб метана проник сквозь неработающие обогреватели купола и наполнил мое сердце. Внутри тумана я уловил какое-то движение. Я поднял палец и...
Почему я это сделал?
Он был всем тем, чем никогда не был я. Он был словами на моих пустых страницах, он был истинным чувством посреди моей похоти, он был реальностью на фоне моего подобия, он владел моим хаосом. (Да, мой любовник-богомол тоже сказал, что овладеет мною, но в любви – все метафора.) Посланец Охранителей и я противостояли друг другу, как отчужденность и открытость, планета и луна, беспокойный дух странствий и благодушное сидение дома, таинственность и прямота, закон и анархия. У меня просто не было выбора. Я должен был сделать это. Итак, я поднял палец и пронзил врага лазерным лучом.
Туман рассеивался. Я вошел и, погрузив руки в туман по запястья, на ощупь выключил передатчик.
Разве я не упоминал, что мы были близнецами? Я смотрел на себя самого, неподвижно застывшего на полу. Разумеется, у него не было ни спинной пластины, ни лазера под ногтем. Откровенно говоря, у него вообще не было никакого оружия. Мне хотелось верить, что в то мгновение, когда я убил его, он собирался выключить передатчик. Впрочем, я прекрасно понимал, что он слишком упрям для этого.
– Бадди... – пробормотал я.
Через полчаса я был от Вавилона на расстоянии в полгалактики под лучами иного светила. А уже через час (в порту прибытия было людно) я вступил в другой мир.
Так началось мое путешествие длиной в два года.
Не стану перечислять все места, которые посетил. Не важно, где меня носило, – мне так и не удалось убежать от воспоминаний о том, что я совершил. Спас город и разрушил жизнь – жизнь, связанную с моей неразрушимыми узами. Весьма спутанными узами, не спорю, но все-таки узами.
Однажды я проснулся и впервые удивился тому, куда меня занесло.
В своем одноместном космическом корабле я очутился в двух парсеках (минимальное безопасное расстояние) от некоей звезды – одного из таинственных квазаров, освещающего своим сиянием дюжины галактик.
Я находился на расстоянии в шестнадцать миллиардов световых лет от Вавилона на самом краю обитаемого пространства.
Дальше пути не было.
Я так и не нашел места, где мог бы укрыться от себя самого.
И я решил вернуться туда, где родился.
Я лежал на спине среди моря пшеницы, разглядывая облака, когда меня нашел Эйс.
– С тех пор, как ты пропал, мы отслеживали на этой планете все прибывающие корабли, – сказал он. – Вавилон подозревал, что рано или поздно ты здесь объявишься.
Я даже не пошевелился.
– И что с того?
– Вавилон хочет, чтобы ты вернулся. Он сказал, ты это заслужил.
Я размышлял.
– Как у тебя это получается? Ты же не можешь находиться в контакте с этим мастером-манипулятором прямо сейчас?
– Нет, я получил ограниченную автономность на это задание. Так ты возвращаешься? Вавилон найдет тебе применение.
– Кто бы сомневался. Хорошо, передай ему вот это послание.
Я продиктовал старинный детский стишок.
– И что все это значит?
Ограниченную автономность Эйса мое послание явно поставило в тупик.
– Просто передай. Послание одного поэта другому. Он поймет.
Мне показалось, что Эйс призадумался. Затем он ушел.
Я закинул руки за голову, чтобы было удобнее лежать. Земля благоухала, небо синело. Кругом высились ровные колосья пшеницы. Не сдвинусь с места, если только рядом не проедет комбайн.
Я заглянул в себя и начал собираться – хорошо бы успеть вернуться к утру.
СОЛИТОНЫ
Перевод: М. Клеветенко, 2006.
– Мы на месте. Пошевеливайтесь, нечего просиживать задницы, – грубо скомандовал Марл.
Анна попыталась стряхнуть тошноту, вызванную Гейзенберговым перемещением. Вот ублюдок, подумала она. Так безжалостен к себе и к нам. Ничего, я выдержу – слишком многое поставлено на кон. Не дождешься, я не приползу обратно в твою черно-синюю постель.
Легким касанием переведя органическое кресло в вертикальное положение, Анна повернулась к экрану и клавиатуре, с помощью которых управляла механизмами захвата и ловушкой для монополя «Одинокой леди». Не дожидаясь приказа, она запустила проверочную программу, испытав мгновенное удовлетворение оттого, что опередила Марла.
За последний месяц они уже в шестой раз завершали прыжок на эпи-тяге подобным проверочным тестом, но им еще ни разу не довелось применить механизмы.
Монополь оказался частицей еще более неуловимой, чем они предполагали в начале экспедиции. Что и неудивительно – только самые отчаянные игроки, игроки, которым нечего терять, способны преследовать столь иллюзорную цель.
Уголком глаза Анна заметила, что Марл поднялся из кресла. Крупный мужчина, он с вызовом взирал на мир сквозь узкие щели глаз на дубленой, изрезанной шрамами коже лица с тонкими губами и крючковатым носом. От основания черепа до диафрагмы тело Марла обтягивала искусственная кожа, лишенная впадин и потовых желез. Ни сосков, ни ногтей. Ниже мускулистое тело скрывалось в густой волосатой поросли. Марл носил только тесные шорты до середины бедра, намеренно издеваясь над физическим равнодушием Анны. (В отместку она никогда не снимала мешковатый черный комбинезон.)
