– Итак, мисс Хлёст, – сказал я, садясь рядом с ней, в углу. – Молю вас, продолжайте.
Она сделала глоток джина и дрожащей рукой потерла лицо.
– Мысли путаются, сэр. Честно. Но я начну сначала, если вы меня понимаете.
Я посмотрел на нее поближе. Ее лицо, отраженное в сверкающих зеркалах паба, казалось еще уродливей.
– Так вот, моя подруга, звать ее Абигейл Безум. Она горничная – ну, или была ею. Работала на одного иностранного джентльмена в районе Барнс. Ну и вот однажды она мне говорит: Китти, похоже, мне свезло. Я говорю: ты что, больше не горничная? А она рассмеялась – мол, теперь все проще. Пятерка только за то, чтобы сидеть и корябать карандашом по бумаге.
Тут я выпрямился.
– Что она имела в виду?
Китти Хлёст почесала подбородок.
– Я вам расскажу, сэр, да. Похоже, ее работодатель к ней однажды пришел и спросил, не хочет ли она заработать нормальных денег. Абигейл же не шлюха, и я уверена, она подумала: джентльмен предлагает ей что-то непристойное, а она хоть уже и не девочка, могу себе представить ее лицо. Но он-то говорит: нет, ничего такого. На самом деле он влюблен в одну даму, а ее муж страшный грубиян, и он все не может подобраться к ней поближе. И одна она бывает, лишь когда ходит на уроки рисования в Челси.
Я наклонился вперед, чтобы не пропустить ни слова.
А как зовут того, кто нанял вашу подругу?
– Я не помню имя-то. Иностранец. Такой большой здоровый. Это-лянец.
Неужели, во имя Георга? – Меня продрал озноб.
Китти Хлёст осушила второй стакан джина.
– Ну и вот, так, мол, и так, плачу пять фунтов в неделю, говорит он, если будешь меняться местами с этой леди на пару часов. Она говорит: а что, леди-то эта мой близнец, что ли? Потому что если нет, все ж заметят, а он улыбается и говорит: не беспокойся, мол, эта бедняжка скрывает лицо под вуалью, у нее жуткие ожоги, мол, еще с молодости.
– И что ваша подруга Абигейл ответила на это любопытное предложение?
– Сначала не хотела с этим связываться, а потом подумала: какая куча денег за такую чепуху. Все зависит от барыша, сэр, вы ж понимаете.
– Да, я что-то такое слышал. Продолжайте.
– Ну, сэр, она этим занялась, в общем. Ее хозяин все продумал уже. Ту самую леди муж высаживает из экипажа. Она всегда носит одно и то же фиолетовое платье и вуаль. Заходит она внутрь и тут же идет в отхожее место – извините за такие слова, сэр, – тут из другой кабинки выходит моя подруга Абигейл в точно таком же платье. Одна входит, другая выходит.
– Как фигурки в часах, – тихо сказал я.
– Да, сэр! Точно как в этих часах-домиках! Абигейл входит и учится, а леди со своим любовником ускользает на пару часов.
– Мисс Хлёст, – сказал я. – Вы представить себе не можете, как я рад, что вас встретил. А теперь, пожалуйста, спокойно расскажите мне, что было дальше.
Карга сделала глубокий вдох и протянула мне пустой стакан:
– Сложно говорить, во рту пересохло, аж задыхаюсь.
– Все спиртное мира, только продолжайте свою чарующую историю.
– Пару недель тому она пришла меня проведать и рассказала все целиком. На самом деле она занервничала. Думала, мистер Чудоу что-то заподозрил, рисовать-то она не умела. А потом, на этой неделе – бах! – она исчезла.
– Вы не ходили в тот дом, где она работала?
– Ходила, сэр! Но этот иностранный господин уезжает, они закрывают дом и вообще не обращали на меня внимания. Я ходила около студии, надеялась увидеть мистера Чудоу. Думала, может, он знает, куда девалась Абигейл. А потом услыхала, что его арестовали за убийство, и я не знала, что делать, пошла к полицейским, но они тоже не хотят меня слушать – о, сэр!
– Отлично, – вырвалось у меня. – Просто отлично. Хозяин! Еще два джина сюда! Скажите мне, Китти, а у вашей подруги были какие-то… особые приметы?
Ничто не угнетает так, как визит в полицейский морг. Когда инспектор Слифф провел меня внутрь, белые плитки, которыми было облицовано это длинное помещение, влажно блестели в свете газовых рожков. В комнате находилось два или три длинных стола, поверхность которых была покрыта жуткими пятнами, как колода мясника. Занят был только один стол – самый дальний от входа.
– А теперь послушайте, мистер Бокс, – баритоном проворчал полицейский. – Мы не можем показывать тело усопшей каждому встречному-поперечному лишь потому, что у него есть какая-то версия. Пока мы не задержим того, кто убил миссис Ноуч…
– Женщина на этом столе, инспектор, – тихо сказал я, – не является миссис Летни Ноуч.
Это произвело должный эффект.
Ее муж опознал ее, – запротестовал он.
– Опознал распухший труп с обгрызенным – или порезанным – лицом?
Слифф почесал ухо и покачал головой:
– Муж ведь должен узнать собственную жену.
– А может и не узнать. Я, разумеется, не вдавался в детали, но у меня создалось стойкое ощущение, что у четы Ноуч не было близких отношений.
Слифф был явно недоволен.
– Вы об этом знали? Вы что, проводили собственное следствие?
Я ударил рукой по грязному столу и тут же об этом пожалел. У меня нежные руки, не стоит с ними так обращаться.
– Черт побери, Слифф! Это важно! Если я прав, у вас тут лежит другая убитая женщина.
– И кто же она такая?
– Мисс Абигейл Безум.
– Кто?
– Я объясню вам все, если вы позволите мне взглянуть на тело, – раздраженно сказал я.
Слифф вздохнул:
– Хорошо. Но если это какой-то дурацкий розыгрыш, я самолично вытащу из вас все потроха.
– Легкие и тяжелые, мой дорогой друг, забирайте все, если хотите. Может, перейдем уже к делу?
– Надеюсь, у вас не слабый желудок.
Мне всегда было интересно, что за люди выбирают себе такую профессию. Кто, кроме тех, кто получает от этого извращенное удовольствие, захочет себе такой судьбы? Это как хормейстеры, которые хотят воспитывать маленьких мальчиков, – все время подозреваешь тут что-то нечистое.
Короче говоря, весьма подозрительный тип с вытаращенными глазами и рыжей шевелюрой снял простыню с трупа жестом эстрадного фокусника.
Я наградил его взглядом, который говорил «не слишком-то резвись», и он отошел назад, к позеленевшему Слиффу.
Передо мной оказалось тело женщины лет сорок пяти. Все туловище ее было в фиолетовых пятнах (я сразу понял, что это из-за мокрого платья), красивые волосы спутались, в них застряли водоросли. Крысы – или тупой нож – действительно неплохо потрудились над ее лицом: оно представляло собой сплошную окровавленную рану. Все это казалось похожим на этюд в красных и черных тонах.
