— Пожалуйста, располагайтесь, — произнесла Вера Хейвен и Йейну и указала на три плетеных кресла в углу террасы.
— Здравствуйте! — тепло поприветствовала Феба своих гостей. Заметив тревогу Хейвен, она улыбнулась. — Полагаю, ты шокирована тем, что я выгляжу весьма заурядно.
— Немного, — призналась Хейвен.
— В банях я разыгрываю спектакли. Мои клиентки ужасно разочаровались бы, если бы я заявлялась на работу в обычной одежде. А вот и мистер Морроу.
И Пифия стала изучать его взглядом. Хейвен это позабавило. Даже женщины старше Фебы не могли противиться чарам Йейна.
— Мы встречались, — сдержанно проговорил он. — В Обществе «Уроборос».
— Да, конечно. И Вера, дорогая, не возражаешь, если я побеседую с нашими гостями с глазу на глаз?
— Нисколько, — ответила девушка.
Однако Хейвен могла поклясться, что та была не прочь остаться.
Вера затворила за собой дверь, а Феба закончила поливать растения, расставленные на подоконниках. Хейвен обратила внимание на то, что это не обычные комнатные цветы. Высокие стебли без листьев напоминали тростники, растущие по берегам далеких рек. Они испускали еле заметный странный аромат.
— Что вы выращиваете? — поинтересовалась она.
— Ни в одном из нынешних языков для них нет названия. Уже несколько столетий они полностью истреблены. — Феба зажмурилась и сделала глубокий вдох. — Для меня это запах кипарисовых рощ и цветущих олив. Догадываюсь, что они вызывают у тебя совсем другие ощущения. В этом заключается их уникальность. Но чуть позже я объясню подробнее. Думаю, у тебя ко мне много вопросов.
— Да, — подтвердила Хейвен, стараясь решить, с чего начать. — Я узнала в лицо половину женщин в доме. Давно ли вы следите за мной? Кто вы такие? Что вам нужно?
Феба слегка улыбнулась.
— Я отвечу на них по очереди, если не возражаешь. Мы наблюдаем за тобой со времени твоего первого приезда в Нью-Йорк восемнадцать месяцев назад. Я знала, что ты непременно появишься в Обществе «Уроборос», и мы с сестрами ждали твоего приезда. Когда ты сбежала в Италию, мы на год потеряли тебя. А потом отыскали в Риме. Мы могли бы лично встретиться с тобой во Флоренции, но ты опять исчезла. Должна признаться: я была изумлена, когда ты появилась в спа-салоне.
— Вы говорите только об этой жизни, — заявила Хейвен. — В девятнадцатом веке меня звали Констанс Уитмен. У меня есть послание, которое кто-то прислал ей. Констанс настоятельно советуют позвонить по определенному номеру телефона, если он ее разыщет.
— Верно. Записку написала я. Но Констанс, увы, так и не позвонила. Она могла бы прожить дольше, если бы последовала моему совету.
— «Он» — Адам Розиер, не так ли? — сердито буркнул Йейн.
Феба повернула голову к нему.
— Да, но мы зовем его Магом. Именно из-за него я пригласила вас сюда.
Пифия достала из кармана ключ и открыла им старинный шкафчик, инкрустированный слоновой костью. Произведение искусства давно умерших мастеров, этот шкафчик явно всегда предназначался для хранения особо ценных предметов. Протянув руку, Феба взяла с полки толстую книгу, переплетенную вручную, и с величайшей осторожностью вручила ее Хейвен.
— Здесь наша история. Мы храним ее во все времена, чтобы не забывать о важности нашей миссии. Тут собраны все сведения о нашем недруге.
Хейвен начала нетерпеливо листать фолиант. Только последние страницы были напечатаны на ее родном языке. Остальные оказались написаны от руки — от иероглифов до древнеанглийского. Между обложками и форзацами лежали десятки фотографий. На первой сняли Адама, бредущего по кладбищу. Судя по стилю его костюма, снимок сделали в конце девятнадцатого века. Его лицо украшала аккуратная бородка, чуть заостренная на конце. На обратной стороне кто-то написал по-французски:
«Кладбище Пер-Лашез, 29 мая 1871».
Следующая фотография перенесла Хейвен к зданию фондовой биржи на Уолл-стрит. Тысячи мужчин в шляпах и костюмах двадцатых годов прошлого века заполняли улицу и мешали автомобилям. Из окна одной из машин выглядывал мужчина. У Хейвен забилось сердце.
— Я узнаю Адама, но не понимаю большую часть текста, — пробормотала она, пытаясь перевернуть страницу. — Не могли бы вы мне все объяснить?
Феба села в кресло. У Хейвен вдруг возникло такое чувство, что Пифия оказывает ей великую честь — словно королева снизошла до чашки чая со своей подданной.
— Пожалуй, начну с самого начала. Нас было двенадцать, — произнесла Феба. — И прежде мы были сестрами. Мы жили в маленьком городке на восточном побережье Греции. Наш отец умер, и нам пришлось заниматься стиркой, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Труд прачек тяжел, но честен. А потом поползли слухи. Один мужчина увидел нас и разнес по всему городу грязные сплетни. Он уверил наших соседей в том, что мы держим бордель. Нас насмерть забили камнями на улице. Я была старшей. Мне исполнилось двадцать. А самой младшей — одиннадцать. Совсем ребенок.
— Мне жаль, — сказала Хейвен. — И, значит, вас оклеветал Адам?
— Несомненно. За две тысячи лет он не изменился.
— И что он собой представляет? — осведомился Йейн.
Феба взяла фолиант из рук Хейвен и закрыла.
— Ответа на вопрос в нашей книге нет. Возможно, он и не вечен, но он стар, как само человечество. Во всех цивилизациях есть имя для него. В Греции его именовали Хаосом. В Египте — он Сет,[12]в Индии — Равана.[13]Кое-кто называет его дьяволом, но это не совсем верно. Дьявол, как его понимают христиане, все делает по какой-то причине. А Маг — нет.
— Чандра сказала мне, что Хоры постоянно ведут борьбу с Адамом, — уточнила Хейвен.
— Моих сестер и меня тянет вернуться в мир живых по единственной причине: найти Мага и свершить возмездие. Мы рождаемся в семьях, рассеянных по всему земному шару. И каждая из нас слышит зов. Точно так же, как пчелы всегда находят дорогу к родному улью, так и мы всегда воссоединяемся друг с другом. Даже в детстве мы посвящаем свою жизнь общему делу.
— А вы — главная? — спросила Хейвен.
— Я — самая старшая. Когда я могу, то забочусь о сестрах.
— И вы возвращаетесь на Землю уже две тысячи лет?
— Гораздо дольше, — ответила Феба. — Хоры сражаются с Магом столько веков, что мы превратились в систему сдержек и противовесов. Без нас мир погрузился бы во тьму.
— И каким же образом? — скептически произнес Йейн.
Но Феба была невозмутима.
— Превосходный вопрос, мистер Морроу. Мы не можем убить Мага, поэтому при малейшей возможности мы лишаем его свободы. Обычно его сложно разыскать, и он часто ускользает. Однако когда он теряет свою власть, человечество процветает. Ренессанс, к примеру, — вот пример прекрасной эпохи.
