За два столика от них в пустынном кафе сидел араб и громко разговаривал по мобильному телефону, тыча пальцем в стол, словно стараясь подчеркнуть самые главные аспекты своей позиции. По правде сказать, он говорил так громко, что Шеферд начал сомневаться, работает ли телефон. На такой громкости мужик мог бы докричаться до Среднего Востока и без телефона. Этот глухарь токовал вот уже почти десять минут, и Шеферд заметил, что Тэлл выходит из себя. Тот уже в третий раз начинал читать статью о сексе и шоу-бизнесе, что в общем превосходило его норму прочтения подобных материалов. По правде говоря, Шеферда и самого слегка раздражал орущий араб. Человек без вредных привычек не любил сотовые телефоны: люди и так достаточно невоспитанны, а это еще один способ продемонстрировать отсутствие хороших манер.
Наконец Тэлл не выдержал:
— Эй, мужик, — обратился он к арабу. — Можно потише?
Но тот проигнорировал его. Шеферд подумал, что араб либо слишком уверен в себе, либо полный придурок, потому что Тэлл не тот человек, которого можно проигнорировать безнаказанно. Скорее он был похож на человека, который в случае чего сломает вам хребет.
На лице Тэлла отразилось недоумение, и он подался чуть ближе к арабу:
— Я же сказал, не могли бы вы говорить чуть тише? Я читаю газету...
Шеферд подумал, что Тэлл изъясняется слишком вежливо. Это заставило его нервничать.
— Да пошел ты, — отмахнулся араб.
Тэлл моргнул и сложил газету. Шеферд протянул руку, преграждая приятелю дорогу?
— Не надо.
Один из служащих стоял за стойкой и внимательно наблюдал за происходящим.
— Нет, ты слышал, что сказал этот сукин сын?!
— Да, слышал. Забудь об этом.
Араб продолжал разговор, одним глотком прикончив чашку кофе. Тэлл встал, и Шеферд последовал его примеру, заслоняя от него араба. Тэлл несколько секунд стоял в замешательстве, а потом направился к выходу.
— Шоу закончилось, — бросил он парню за стойкой.
— Похоже на то, — в голосе бармена слышалось разочарование.
Тэлл уже ждал в фургоне на другой стороне улицы, отбивая пальцами ритм по рулевому колесу. Шеферд залез в машину рядом с ним.
— Ну что, поехали? Нам нужно придерживаться графика.
— Нет, мы пока никуда не едем.
— Как скажешь.
Они ждали. Через десять минут из двери забегаловки появился араб. Он все еще говорил по телефону. Затем забрался в черный внедорожник, развернулся и поехал на север.
— Ненавижу внедорожники, — сказал Тэлл. — У них слишком тяжелая для ходовой части пикапа кабина, они ни хрена не держат дорогу, они небезопасны и портят воздух.
Шеферд только вздохнул.
Тэлл завел фургон и последовал за внедорожником. Они держались за арабом, пока тот не свернул в сторону и не подъехал к какому-то модному ресторану в стиле Среднего Востока. Тэлл припарковался, открыл дверь и последовал за арабом. Шеферд шел за ним.
— Эй ты, Саддам Хуссейн.
Араб обернулся, чтобы увидеть, как на него несется Тэлл. Он попытался нажать на кнопку включения сигнализации своей машины, но Тэлл вырвал ключи из его рук прежде, чем тот сумел это сделать. Он бросил их на землю, потом выхватил из левой руки араба сотовый телефон и швырнул его вслед за ключами. Наконец он оттащил араба за угол, так, чтобы их не было видно пешеходам на тротуаре.
— Помнишь меня? — спросил Тэлл, прижав араба к стене. — Я мистер Да-Пошел-Ты. Какого черта ты со мной так разговаривал? Я обратился к тебе вежливо, мать твою. Я по-доброму тебя попросил, и каков был ответ? Ты проявил ко мне неуважение, ты, сукин сын на внедорожнике.
Он ударил араба ладонью по лицу. В глазах восточного гостя плескался страх. Он был толстым, с пальцами-сардельками, унизанными золотыми кольцами. Не чета Тэллу.
— П-п-прошу прощ-щения.
— Ни хрена ты не просишь! — рявкнул Тэлл. — Ты просто напуган, а это не одно и то же. Если бы я сюда за тобой не приехал, ты обо мне и не вспомнил бы. И в следующий раз, сидя в «Старбакс», ты снова будешь кричать во всю глотку и мешать людям, раздражая их во время еды.
Он ударил араба по носу и почувствовал, как что-то хрустнуло под его кулаком. Араб взвыл от боли и согнулся пополам, закрыв лицо ладонями.
— Так что нечего тут прощения просить. Посмотри на себя. Мой народ прибыл в эту страну в цепях. А твоя задница, готов поспорить, прилетела сюда в кресле первого класса.
Он сильно ударил араба по голове ладонью.
— Не дай Бог я снова увижу тебя с сотовым телефоном, сука! Делаю первое и последнее предупреждение.
Он пошел прочь. За его спиной араб прислонился к стене, посмотрел на кровь у себя на ладонях и наклонился, чтобы вернуть принадлежащие ему вещи — сначала ключи от машины, потом сотовый телефон. Трубка шаркнула по асфальту, когда он пытался ее поднять.
Тэлл остановился и обернулся.
— Чертов кретин, — выдохнул он и зашагал назад, на ходу доставая пистолет.
Глаза араба округлились. Тэлл сильно пнул его в живот, и он упал на землю. Шеферд видел, как Тэлл приставил к голове араба пистолет с глушителем и нажал на курок. Араб дернулся и обмяк, выпустив из рук злосчастный телефон.
— Я тебя предупреждал? Предупреждал.
Тэлл снова засунул пистолет за пояс и присоединился к Шеферду. Тот последний раз взглянул на мертвого араба и озадаченно посмотрел на напарника:
— А я думал, что твой народ из Олбани.
* * *
Леони и Повелл молча сидели в машине возле здания суда и смотрели, как двое детективов из офиса окружного прокурора проводили Молоха внутрь. Леони носила «африканскую» прическу и, как казалось Повеллу, отчасти походила на тех ниггерш из семидесятых, Клеопатру Джонс и Фокси Браун. Нет, конечно, Повелл никогда бы не назвал Леони ниггершей в глаза, как не назвал бы и лесбиянкой, несмотря на то, что оба эти определения были бы уместны. Леони просто убьет его на месте, скажи он что-нибудь подобное в ее присутствии, а если каким-то чудом ему удастся избежать этой участи (попросту он убьет ее первым), тогда придет Декстер и прикончит Повелла как пить дать. Декстер и Леони были как брат и сестра; Брон тоже неплохо с нею ладил. Повелл не собирался шутить с Декстером и Броном, не важно, сколько смешных историй рассказал Брон и каким веселым малым казался Декстер.
Повелл откинулся на спинку сиденья и провел рукой по своим длинным волосам, приглаживая кудри на затылке. Повелл был человеком симпатичным, в смысле имел приятную внешность. Стиль его прически сочетал в себе вкусы металлистов восьмидесятых годов и представления современных режиссеров о том, как должен выглядеть главный герой, и он обожал этот стиль. Его лицо было неестественно загорелым, а зубы такими белыми, что светились в темноте, — внешность звезды дрянного фильма, такая неестественная, источающая неискренность. Пять или шесть лет назад он даже снимался у профессионального фотографа. Некоторые газеты поместили эти снимки на своих страницах, когда освещали следствие по его делу. В глубине души Повеллу это очень льстило, однако, когда он освободился, никаких предложений о съемках и не последовало.
