Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
погода добавляла сияния красоте Мэй, щеки ее рдели, как листья молодого клена на морозе. Арчеру были приятны обращенные на Мэй взгляды, он гордился ее красотой, и простая радость собственничества вытеснила все другие чувства и сгладила все сложности и противоречия.
– Так приятно утром проснуться и вдохнуть аромат ландышей! – сказала она.
– Вчера ландыши доставили поздно. Утром я занят был…
– Но то, что ты не забываешь мне их присылать каждое утро, делает мне эти ландыши милее, чем если б ты просто распорядился присылать их изо дня в день в назначенный час, и они появлялись бы в моей комнате всякий раз вовремя и неукоснительно, как учитель музыки или как это было, например, у Гертруды Лефертс, когда они с Лоренсом женихались.
– А-а, ну на них это похоже, – со смехом протянул Арчер, оценив проницательность ее замечания.
Покосившись на ее круглую, как спелый плод щечку, он ощутил свое положение достаточно прочным и достаточно безопасным, чтоб добавить:
– Когда я вчера тебе ландыши послал, я вдруг увидел роскошные желтые розы и отправил их мадам Оленска. Ничего, что я так сделал?
– О, как это мило с твоей стороны! Она обожает такие вещи! Странно, что она ничего об этом мне не сказала. Она обедала у нас сегодня и упомянула о том, что мистер Бофорт прислал ей чудесные орхидеи, а Генри Вандерлиден – целую корзину гвоздик из Скитерклиффа. Она словно бы удивилась, что ей шлют цветы. Разве в Европе это не принято? Ей пришелся по вкусу такой обычай.
– А-а, ну, значит, Бофорт затмил меня своими орхидеями, – раздраженно бросил Арчер, а потом, вспомнив, что не положил визитку, подосадовал, что вообще заговорил об этом. Ему захотелось признаться: «Я вчера был с визитом у твоей кузины», но он не решился. Если мадам Оленска сама ничего об этом не сказала, будет неловко, если скажет он, однако, умолчав, он превращает визит в какую-то тайну, и это ему неприятно. Чтобы переменить тему, он заговорил о собственных их планах на будущее и об упрямом желании миссис Уэлланд длить и длить помолвку.
– И ты называешь это долгим! Изабель Чиверс и Реджи были помолвлены два года! А Грейс и Торли – почти полтора! Разве нам так плохо сейчас?
Возражение ее было таким традиционно девичьим, что он даже устыдился тому, что ему оно показалось по-детски глупым. Ведь она всего только повторяет слова, не раз уже кем-то сказанные. И, однако, приближаясь к своему двадцатидвухлетию, можно было бы уже начать говорить и собственные слова. Интересно, в каком возрасте «приличные» дамы обретают такую привычку? «А может, и никогда, если мы их так воспитываем», – размышлял он и вспомнил, как говорил Силлертону Джексону: «Женщины должны иметь свободу, ровно такую же, как мы…»
Теперь его задачей будет снять шоры с глаз этой молодой женщины и научить ее смотреть на мир прямо и видеть все, как есть. Но сколько поколений женщин, чьи взгляды она впитала, так и легли в семейный склеп с шорами на глазах? С легким содроганием припомнил он вычитанные в какой-то из научных книг и часто цитированные сведения о найденных в пещерах Кентукки рыбах, рождающихся без глаз, потому что им, живущим в пещерах, глаза были не нужны. Что, если к тому времени, когда он велит Мэй Уэлланд открыть глаза, в пустом ее взгляде отразится лишь пустота?
– Нам может стать гораздо лучше! Мы могли бы быть вместе, вместе путешествовать!
Лицо ее вспыхнуло радостью.
– Это было бы чудесно! – признала она. Путешествовать ей бы очень хотелось, но мама никак не поймет этого их желания делать все по-своему!
– Так «делать по-своему» – это же самое главное! – упорствовал жених.
– Ньюленд! Какой же ты оригинал! – восхитилась она.
– Оригинал! Да мы все одинаковы, как бумажные куколки, вырезанные из сложенного листа бумаги! Одинаковы, как трафарет на обоях! Неужели мы с тобой не можем выбиться из общего ряда?
– Господи… так что нам – сбежать, что ли? – засмеялась она.
– Если б ты только…
– Ты же любишь меня, Ньюленд! И я так счастлива!
– Но почему не быть еще счастливее?
– Не можем же мы вести себя, как герои романов!
– Почему не можем? Почему?
Такая его настойчивость ее, по-видимому, утомила. Невозможность была ей очевидна, но выискивать для нее причину казалось трудным и хлопотным.
– Ну, я не так умна, чтобы спорить с тобой. Но это… как бы… было бы вульгарно, – сказала она с видимым облегчением, решив, что нашла слово, после которого дальнейшая дискуссия становится невозможной.
– Ты до такой степени боишься показаться вульгарной?
Такой довод ошеломил ее.
– Конечно, боюсь, ужасно боюсь. Как и ты, наверно, – сказала она с легким раздражением в голосе.
Он молчал, нервно постукивая себя тростью по ботинку. Она же, почувствовав, что нашла верный тон для прекращения спора, продолжала уже с легким сердцем:
– Да! Я, кажется, тебе не говорила, что показала Эллен мое кольцо? Она сказала, что оправа просто изумительна. Ничего подобного даже на Рю де ля Пэ не сыщешь! Я так люблю в тебе этот вкус, этот твой эстетизм, Ньюленд!
На следующий день перед ужином, когда он, мрачный, сидел и курил у себя в кабинете, к нему заглянула Джейни. По пути домой из конторы, где он лениво, как и подобало обеспеченному молодому ньюйоркцу его круга и состояния, занимался юриспруденцией, он, против обыкновения, в клуб не зашел. Он был не в настроении и слегка раздражен. Его преследовала и угнетала мысль, что изо дня в день в один и тот же час ему предстоит делать одно и то же.
«Одно и то же, одно и то же!» – бормотал он. Слова эти буравили мозг, как навязчивая мелодия. Он видел все эти знакомые фигуры в цилиндрах, развалившиеся в креслах за толстым стеклом, и не стал заходить в клуб, а отправился прямиком домой. Знал он не только, о чем будут говорить в клубе, но и что скажет тот или другой, какого мнения станет придерживаться в споре. Главной темой, несомненно, станет герцог, но обсудят также со всех сторон и появление на Пятой авеню золотоволосой дамы в ладном, канареечного цвета экипаже, влекомом парой коренастых черных лошадок. Появление это каким-то образом молва связывала с именем Бофорта, тем самым возлагая на него и ответственность. Такого рода «женщины» (как их именовали) в Нью-Йорке были редкостью, а уж «женщины», разъезжающие в собственных экипажах, встречались и того реже. Поэтому явление мисс Фанни Ринг на Пятой авеню в самый модный час пик глубочайшим образом взволновало общество. Накануне ее экипаж поравнялся с экипажем миссис Ловел Мингот, и, едва это произошло, как последняя звоном колокольчика приказала кучеру немедленно отвезти ее домой. «Вообразите, что было бы, окажись на
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
