les enfants vous ont poussé au sol et vous ont pointé un pistolet derrière la tête. Combien y en avait-il?[65] — и сам же ответил на свой вопрос. — Trente! Et nous ne pouvions rien faire. Il est clair?[66]
Все замялись:
— Pourquoi pas? Clair[67]…
– Ça y est, revenons en arrière. Nous devons remettre une lettre aux autorités. Laissez-les découvrir par eux-mêmes — leurs têtes sont grosses[68].
— Comment est le retour? On doit encore trouver des armes[69], — возразил старый жандарм. — Ce maudit américain a jeté nos armes sur la route quand il allait s’enfuir[70].
Лучше бы он этого не говорил — капрал выпятился на него так, будто увидел перед собой ушедшего в море лет десять лет назад своего дядю-рыбака, которого с тех пор все считали погибшим:
— Comment est-ce que ça allait s’échapper?[71]
— Alors, qu’il soit déchiré! Il nous a battus, il a pris son arme et il allait sortir. Pendant que tu dormais dans ta cabine, on se battait avec lui, je ne l’ai pas manqué![72]
— Il était derrière les barreaux, n’est-ce pas?[73] — задал наводящий вопрос старший.
— Eh bien, oui, il y avait[74], — ещё не понимая, к чему клонит капрал, ответил жандарм.
Молодой павлин уже понял, откуда ветер дует, и стоял молча, дёргая за рукав старика, который не хотел прервать свою похвальбу о героической битве с осужденным.
— Et comment l’avez-vous combattu s’il était menotté et derrière les barreaux?[75] — продолжал допытываться капрал.
— Comment ça va? C’est comme ça, je le suis et ainsi de suite, et il est comme ça, et je suis derrière lui[76].
Отчаянно жестикулируя, старик стал рассказывать, как он боролся с американцем, схватив его за горло и, наверное, даже не наверное, а точно бы задушил его, если бы не помешали эти чёртовы ниндзя, устроившие тут настоящую войну. Он перескакивал в своем рассказе с места на место, рассказал и то, как сняли наручники, и, наконец-то дождавшийся ключевой фразы: «Je vais dans la cellule, et il est couché sur le sol, prétendant avoir jeté les sabots, et le museau plein de sang[77]», — капрал дал волю накопившейся злости и стал орать на нерадивого подчинённого:
— Qu’est-ce que tu fous dans sa cage? Toi, vieux singe malade, fils d’une hyène et d’un porc-épic! Vous travaillez depuis des années et vous ne savez toujours pas comment gérer les escortes?[78]
Обиженный таким обращением ветеран жандармерии хотел было открыть рот и послать своего командира туда же, куда незадолго до этого посылал водителя, но тот не дал ему и слова сказать:
— Fermez vos ordures! Rentrons à la maison, tu écriras tout dans ton rapport pour te faire déchirer! Il faut que tu sois à trois couilles de la gendarmerie pour ça! Sans pension! C’est pour toi qu’on a raté cet américain?[79]
Тот пытался оправдаться, но старший снова грубо оборвал его:
— Oh, à cause de toi! Si tu n’avais pas le droit de le faire, tu aurais pu riposter quand tu l’aurais attaqué! Tu as plutôt embrassé un prisonnier! Oui, votre place n’est pas dans la gendarmerie, mais dans la ferme, nettoyer le fumier pour les vaches! Venez, tout ce que je vous ai dit! Peut-être que tu étais avec lui dans un complot et que tu l’as aidé à s’échapper?[80]
— Comment ai-je pu être de connivence avec lui? Je l’ai empêché de s’enfuir![81] — старый жандарм так гордился этой схваткой, ведь по сути, кроме нее, с ним больше ничего героического за все время службы в жандармерии не происходило, и это мешало ему осознать всю глубину своего провала в профессиональном плане.
Тем не менее, до него понемногу стало доходить, какие последствия могут иметь его рапорт и доклад капрала о его служебном несоответствии. Он так явственно представил себя сгребающим лопатой кучи навоза, который без остановки производят постоянно жующие и безразлично глядящие на него коровы, бегающим целый день туда-сюда с тачкой с этим самым навозом, тяжёлым трудом зарабатывая себе на хлеб, и ужаснулся, поняв, что может потерять такое место, где можно было практически ничего не делать и получать за это зарплату, позволявшую жить вполне безбедно, не задумываясь о завтрашнем дне, и безбоязненно понукать безответными осуждёнными, потерявшими смысл жизни и всякую волю к неповиновению, что ноги его подкосились, и он с тихим стоном, выдавив из себя: «Ne fais pas ça![82]» — стек на землю, бессильно пытаясь ухватиться ставшими вдруг непослушными руками, за капрала, изменившегося в лице от такой реакции своего подчиненного, готового отдать богу душу, если он сейчас же не возьмёт свои слова обратно.
— Qu’est-ce que tu fais?[83] — захлопотал старший вокруг готового потерями сознание старика, — n’essaie pas de mourir ici, ça nous manquait encore![84]
Но тот и не думал сдаваться и всем своим видом вымаливал прощение.
— Ne meurs pas[85], — упрашивал его капрал, — je ne vais rien dire. Disons que les assaillants étaient une trentaine et qu’on n’a rien pu faire. On va trouver l’arme et on y retourne[86]…
А Абрамс в это время вел группу назад. Теперь, когда задание было выполнено, казалось, можно было бы и расслабиться. Но предстояло еще дойти до машины, спрятанной в зарослях влажного тропического леса, и вернуться незамеченными в город. И лейтенант, соблюдая все меры предосторожности, повел команду сначала на северо-восток, а уже потом стал заворачивать на запад. Таким образом, пройденный назад путь оказался немного больше, чем первоначальный, но теперь конвойные будут думать, что нападавшие направились в сторону Тшекпо Дедекпо или, спустившись вниз по реке, решили добраться до Тчекпо Дев. И в том и в другом случае похитители успешно могли потом отправиться на все четыре стороны, но искать нападавших, после доклада конвойных начнут, скорее всего, именно там. Абрамс шел впереди, определяя направление, позади него крепыш Билли Стоун тянул за собой Дефендера, которому на глазах у конвоиров для пущей правдоподобности похищения связали веревкой руки, двое замыкали колонну.
Сержант пришел в себя, когда, отойдя на безопасное расстояние от места X, лейтенант объявил остановку:
— Стоп. Так, ребята, проверьте экипировку — ничего не оставили?
Солдаты, оглядев себя с головы до ног, дружно ответили, что все в
