— А он хорошо танцевал? Фрэнсис, хочу я сказать. Когда не исчезал, — леди Люси вдруг увидела себя и Фрэнсиса плывущими по полу одного из огромных бальных залов Лондона, не разговаривая, устремив глаза в будущее.
— О, как мило, что вы упомянули об этом. Да, он был великолепен. Только никогда нельзя было понять, о чем он думает. Ноги его прекрасно делали свое дело, а мысли могли в это время витать где угодно.
Люси улыбнулась. Это она себе представляла очень хорошо.
— Можно было подумать, — продолжала леди Розалинда, любившая посудачить о недочетах брата, — что, когда мы выйдем замуж и ему не придется таскаться с нами по балам, они прекратятся. Исчезновения Фрэнсиса, это я о них говорю. Так нет же. Все осталось по-прежнему. Вы знакомы с его близким другом лордом Роузбери?
Леди Люси сказала, что несколько лет назад познакомилась с ним в доме своего брата.
— Однажды — Роузбери был в ту пору министром иностранных дел — он пригласил Фрэнсиса в министерство на очень важный обед. С послами, с прочими министрами иностранных дел — такое было общество. По-моему, в то время в Лондоне проходила какая-то важная конференция. И до пудинга все шло прекрасно. Фрэнсис сидел на месте, вел учтивые разговоры и даже на пол ничего не пролил. А потом один из лакеев принес ему записку, вместе с крем-брюле. Роузбери говорил мне, что крем-брюле был отменный, лучше, чем в Париже. Фрэнсис прочел записку. И попросту исчез. Скрылся через кухню. Посол Германии, граф фон что-то там такое, обнаружил, что разговаривает с пустым креслом. Жена французского министра иностранных дел с набережной д'Орсе обращалась со своими замечаниями к смятой салфетке. Представляете, блестящее общество, и вдруг в нем появляется прореха, как будто зуб только что выпал. Это Фрэнсис взял да и растворился в ночи. Даже Роузбери, и тот на него рассердился.
Леди Люси рассмеялась. Она понимала, что у Фрэнсиса наверняка имелась для такого исчезновения весьма основательная причина. Но не была уверена, что ей стоит говорить об этом.
В дверь робко постучали.
— Кто бы это в такой час? — леди Розалинда приняла недовольный вид. — Пембридж так рано никогда не возвращается.
Стук повторился.
— Войдите! — крикнула леди Розалинда.
В дверь опасливо просунулась взъерошенная мальчишечья голова. Уильям Пембридж, восьми лет от роду, был избран братьями главой депутации в пугающий мир гостиной внизу.
— Ты что здесь делаешь, Уильям? — тон матери был добродушен, но тверд.
— Я насчет сражения, мама. Мы не знаем, что делать дальше.
— Сражения? Какого сражения? Вы что, опять передрались?
— Нет, мама, мы не деремся, — Уильям выглядел утомленным, похоже, дипломатическая миссия требовала от него слишком большой траты сил. — Просто мы не знаем, что делать дальше. В Ватерлоо. На той большой доске. Ну, которую дядя Фрэнсис подарил нам вместе с солдатиками.
— Ну вот вам, пожалуйста. Пожалуйста. Ах, Фрэнсис, Фрэнсис, — леди Розалинда вздохнула с таким сокрушением, словно от брата хлопот ей доставалось даже больше, чем от сыновей. — Фрэнсис, леди Люси, был настолько добр, что подарил мальчикам на Рождество большую доску. Огромную модель поля битвы под Ватерлоо с солдатиками, игрушечными фермами и всем прочим. И все четверо часами упоенно играли с ней. Четверо младенцев. А после Фрэнсис исчез, умчался с лордом Роузбери в ночь, в самом начале сражения. Вот мальчики и расстроились. В чем там у вас дело, Уильям?
— Мы не знаем, что происходит дальше. После фермы Угумон. Может, ты знаешь, мама?
— Не говори глупостей, Уильям. Конечно, не знаю. Не думаю, что и отец ваш знает. Придется вам ждать, пока не вернется дядя Фрэнсис.
Уильям совсем погрустнел. Ему еще предстояло докладывать братьям о неудаче. Всем им так не терпелось продолжить битву.
— Так ведь дядя Фрэнсис может вернуться не скоро. Ты же сказала, что он исчез.
— Ты знаешь своего дядю, Уильям, не хуже моего.
— Может быть, я смогу помочь.
Уильям с сомнением окинул взором тонкую, изящную фигурку леди Люси. Что могут молодые женщины понимать в сражениях и прочих важных делах?
— Видите ли, я довольно много знаю о Ватерлоо. Там сражался мой дед. В кавалерии. Когда мы были маленькими, он нам часто об этом рассказывал. Собственно, и когда мы выросли, тоже.
«Лучший день моей жизни, высший момент карьеры, — часто повторял в последние свои дни старый генерал, вглядываясь почти ослепшими глазами в камин. — Какой был день! Какая атака!»
— У леди Люси найдутся дела поинтереснее, чем лезть с вами наверх и играть в солдатики, Уильям. Возвращайся к братьям. Ступай.
— Ну, пожалуйста, мам. Можно, леди Люси поднимется к нам на минутку? Это бы все переменило.
— Конечно, поднимусь. И с удовольствием вам помогу, если сумею, — и леди Люси заверила леди Розалинду, что ее это нисколько не затруднит. Когда Уильям распахнул дверь гостиной, младшие его братья едва не попадали внутрь. Они подслушивали весь разговор у замочной скважины.
— Я Патрик, — представился средний из братьев. — Барабанщик, вожу французскую армию в атаки.
— А я Александр, — сообщил самый младший. — Горнист. Трублю сигналы, когда мне приказывает герцог Веллингтон.
И они с надеждой воззрились на леди Люси.
— Ну что же, — сказала, озирая поле битвы, леди Люси. — Я вижу, штурм фермы Угумон закончился неудачей.
И она рассказала мальчикам, как британская кавалерия неслась вниз по склону в атаку, как летели галопом кони, летели к катастрофе, поскольку внизу, в долине, французы убили каждого десятого кавалериста. Уж не стал ли, гадала она, ее дед моделью для одного из этих игрушечных конников? Она рассказала, как наступала вверх по склону императорская гвардия Наполеона, ведомая маршалом Неем и подстегиваемая непрестанной дробью, которую отбивали юные барабанщики. Рассказала, как британцы залегли вверху склона, поджидая врага, поджидая корпус, который за двадцать лет войны не изведал ни единого поражения.
Под ними, в гостиной, леди Розалинда рисовала в воображении картины жизни, которую Фрэнсис и Люси станут вести в их большом доме. Весь верхний этаж займут у них огромные игры. Битвы, солдаты, пушки, барабаны, разложенные по чердаку.
«Мальплаке, — подумала она. — Бленхейм. Ауденард»[27]. На этом ей пришлось остановиться.
Больше леди Розалинда никаких сражений не знала.
9
«Таймс», понедельник, 11 января 1892
Инфлюэнца
Болезнь герцога Кларенсского и Авондэйлского