загибаясь от злости. На кого? На Люсю, которая за несколько дней сделала то, что до нее не уцдавалось годы никому. Я злюсь на себя. На свой страх, и свори сомнения. Она ведь может оказаться права, эта рыжая ведьма с медовыми глазами. – Займитесь своими обязанностми. В этом доме обслуга не дает советов хозяину. Вам ясно?
– О, да, мой господин, вы, как всегда, правы. Не мое. Только уж если оно ваше, то вы будете отвечать за то, будут ли ваши дочери счастливы, – снова эта ее насмешка, и вызов в чертовых янтарях, – кстати, юбка у меня опять испортилась. Мы когда с девочками сегодня на дерево лазили…
– Вы что делали? – боже, это наверное страшный сон. Кошмар. Надо себя ущипнуть и проснуться.
– Мы радовались жизни. И вам бы научиться, пока возможность есть, – дергает плечиком Люся, и резко развернувшись идет туда, откуда несется детский смех и взрывы в шахте.
Люся Зайка
Хорошо бродить по свету, с карамелькой за щекою…
– Руки убрала, – рявкнула Ба, заметив, что я тяну со стола кусочек красного, мясистого перца. Я аж слюной захлебнулась от обиды. – Ты же знаешь, что я терпеть не могу этого.
– А девочкам разрешила малину трескать, – обиженно пробубнила я, глядя на близняшек, жующих ароматные ягоды. С появлением ба малышки почти переселились в кухню, превратившуюся в адскую, наполненную паром, баню.
– Им расти надо и получать витамины, а ты уже здоровая тетя лошадь, – ухмыльнулась Ба. Нет, она меня любит, и без нее бы я давно пропала. Но воспитательные методы, которые она применяет к родным внукам, у Ба драконовские. Я списываю это на страх, что мы вырастем такими же, как наш отец, являющийся Ба сыном. Она считает, что его забаловала, поэтому выросло из папули то, что выросло.
– Ну, ба, – заканючила я, наткнулась на взгляд почтенной гранд ма и передумала клянчить вкусняшку. Иначе можно не по руке, а в лоб получить поварешкой, Танька несколько раз ощущала на себе бабулин гнев.
– Ты мне лучше скажи, какого лешего ты нарисовалась в доме этого Мистера «Весь мир у моих ног»? – бросив беглый взгляд на девочек, сейчас больше похожих на насосавшихся крови вампирят. – Не нянькой же ты в самом деле решила заделаться? Только не говори, что тебя в педагогику мотануло. Я же знаю, как ты «любишь» спиногрызов. В глаза мне смотри, знаю я тебя. Вечно приключений на жопу находишь и меня втягиваешь. Я уже не в том возрасте, чтобы носиться савраской от толпы разъярённых охранников, как в прошлый раз ты мне подсиропила. До сих пор пятка ноет, и зад свербит как обезьянник впспомню, в который нас уконтропупили на трое суток. Снова за старое?
– Ба, ну мне надо. Клянусь, в последний раз. Если не принесу бомбу про семью Метельских, меня уволят с работы, понимаешь? Я это газете полжизни отдала, я у истоков… А Жабыч…
– От, твою мать. Снова здорово. Слушай, если я ради этого пасквильного листа снова отгребу по своей старой сморщенной мадам сижу, работать в чертовой газетенке ты точно не будешь?
– Почему?
– Потому что я тебя убью, – воткнула нож в разделочную доску бабуля, и я сразу ей поверила. Каждому слову.
– Завтрак готов. Иди девочек умой и переодень. Как поросята, ей-богу. Только это, ты там не удивляйся ничему. Я маненько их поучить решила.
– Чего вдруг? – хмыкнула я, передернувшись от дурных предчувствий. Бабушкино «маненько» обычно заканчивается весьма плачевно.
– Дык это, они мне на дверь повесили «мартышку» волшебную, кривую. Я спросонок, впотьмах, когда утром пошла завтрак варганить, в подарочке ихнем отразилась. Слушай, клянусь, чуть берцы новые не наполнила. Думала чупакабра по мою душу явилась. Морда серая, вся в морщинах, глаза навыкате, и два зуба из пасти торчат. Вот клянусь. Такого страху в жизни не видала. Я то думала я пэрсик, а тут такая лажа. Узнай там, где они такую вещь надыбали. Я бы купила. Матушке твоей бы показала, что она из себя на самом деле представляет.
– Ба, там же не твой любимый при… – начала было я, но договорить не успела. Дом сотряс сначала лязгающий грохот, а потом рев раненого хищника, раскатистый и переливчатый.
– Упс, – в голосе Ба я не услышала ни грамма раскаяния. – Комнаты что ли перепутала.
Я оглянулась на девочек, но их не увидела там, где они сидели всего минуту назад. Яночку и Анечку словно ветром сдуло. Честно говоря, мне тоже было интересно посмотреть на поверженного хищника. Но чувство самосохранения шептало, что не стоит совать голову свою дурную в пасть Льва.
– Иди уже, – подтолкнула меня в пину Ба. Старая поганка, зря я ее подписала в повара. Но без ее помощи мне не вывезти того, зачем я собственно явилась в этот дом. И я пошла.
– Убью. Я вас… Я вас в Англию. Сгною в пансионе благородных девиц. Я вас научу уважать отца, – бесновался хозяин дома, мечась по коридору и при этом, пытаясь, стянуть с головы что-то похожее на ночную вазу, расписанную анютиными глазками. Девочки хаотично перемещались рядом, как два крошечных спутника огромной планеты.
– Папочка это не мы, клянусь, – подвывала Анютка, вытирая рукавом вымазанное малиной личико. – Мы бы так высоко не достали.
– Точняк, – басом вторила ей Яночка, подскакивая возле отца, словно мячик, явно пытаясь помочь ему освободиться от чертова горшка. – Это Ба.
– Тебе не стыдно наговаривать на почтенную женщину? – прорычал горшеголовый олигарх раскатисто. Я привалилась спиной к стене, борясь с желанием свалить из этого дома, потому что сейчас, наверное, меня будут убивать за чужой грех. Обидно.
– Стойте, – выдавила я из себя. Хаос прекратился, девочки замерли на месте. Метельский тоже на миг прекратил метания.
– И вы здесь?
– Точняк. Пришла спасать вашу золотую голову из плена, – хмыкнула я, крошечными шагами приближаясь к озверевшему Льву. – В очередной раз, кстати. Стойте не дергайтесь. И как вас угораздило. Надо же, ваши распухшие уши застряли в этой посудине.
– Не подходи, – простонал миллиардер, – ты исчадье. Это твоих рук дело, признавайся.
– Если бы, мои приколы куда менее травматичные, но не менее веселые, – фыркнула я, – стойте, не двигайтесь. Я сейчас попробую снять с вас корону. Странное ощущение, да? Поди никто еще не пытался снять корону с короля.
– Прекратите нести чушь, – рявкнул горшок.
– Папочка, мы поможем Люсе, – поддержала меня Анютка и вцепилась в отцову ногу.
– Точняк, – Яночка повторила прием сестры с другой его ногой.
– Теперь мне страшно, – прохрипел Метельский. Я вцепилась руками в ручку сосуда, ногой уперлась в… Не скажу куда.
– Я тебя порву на куски, – пообещал миляга хозяин дома. Я напряглась и дернула на себя чертов горшок.
– Обязательно убьете, – пропыхтела, чувствуя, что процесс освобождения что-то совсем не идет. – Только, это… Янусь, принеси из кухни масло подсолнечное.
– Это
