— Что здесь происходит, Ларинин? — спросил Королев, подходя ближе.
Ларинин развернулся и пренебрежительно взглянул на Королева, но, учитывая высокий рост последнего, стушевался.
— По-моему, доктор не понимает, насколько для милиции важно поскорее получить результаты вскрытия, товарищ Королев. У меня очень срочное дело — сам генерал попросил разобраться с ним как можно быстрее. Но доктор говорит, что я должен ждать. И преступник спокойно разгуливает на свободе, потому что у нее нет времени осмотреть жертву. Честнова саботирует наши попытки делать работу эффективно, товарищи. Она саботажница! Интересно, какое у нее классовое прошлое?
Последняя фраза была произнесена презрительно-злорадным тоном, который испугал бы обычного человека, но доктор Честнова была не из робких, и эти слова только еще больше разозлили ее.
— Послушайте, вы, бочонок с жиром! — проревела она, грудью вперед наступая на противника и брызгая слюной ему в лицо. — Я уже сказала, что займусь вашим телом через двадцать минут. Сейчас я должна закончить вскрытие для НКВД. Или вы хотите, чтобы я сообщила на Лубянку, что, по вашему мнению, милиция важнее их ведомства? Что же, я так и сделаю!
У Ларинина стало такое лицо, будто он проглотил осу. Он заморгал и беспомощно уставился на вошедших. Но Королев лишь пожал плечами, а Семенову и вовсе не было дела до разгоревшихся словесных баталий — он прилип к окну, выходящему в помещение морга, где были сложены трупы. Ларинин заулыбался и замахал руками в сторону Честновой.
— Ну, доктор, что же вы не сказали сразу? Конечно, у органов государственной безопасности задачи поважнее. Сам товарищ Сталин не раз — да что там, много раз! — говорил об этом.
— Именно это я пыталась донести до вас последние пять минут, но вы слушаете только себя. Говорите, говорите и говорите… И кому, интересно, вы собрались жаловаться? Шерлоку Холмсу?
— Товарищи! — наконец вмешался Королев. — Помните поговорку: в споре виноват тот, кто умнее.
Эти слова привели Ларинина и Честнову в замешательство, и они уставились друг на друга.
— Кстати, мне тоже надо осмотреть тело. Давайте, Ларинин, покурим на улице, и вы расскажите мне подробности с места преступления. Тело никуда не денется, а доктор Честнова пока займется своими делами.
Они вышли на крыльцо. На морозном воздухе табачный дым смешивался с паром и превращался в густые клубы. Ларинин рассказал, что изуродованное тело нашли на трибунах над стойкой с воротами на Томском стадионе. По количеству татуировок на теле можно сделать вывод, что убитый был, скорее всего, вором. Возле трупа обнаружены следы, ведущие к нему и от него. Вот и все, что смог сообщить Ларинин. Жертву привезли на стадион уже мертвой, все увечья были нанесены где-то в другом месте. Ларинин был уверен, что вор поссорился с дружками и те решили избавиться от него. Королев внимательно выслушал коллегу, и они вернулись в морг.
В прозекторской двое санитаров бесцеремонно забросили холщовый мешок с телом на металлический стол и развязали веревку. Комнату наполнил зловонный запах. Забрав мешок, санитары молча вышли. Семенов присвистнул.
— Да, видно, он здорово кому-то перешел дорогу. Посмотрите на фамильные драгоценности бедняги.
Семенов был прав. Лицо трупа представляло собой кровавое месиво, посреди лба красовалась дыра с обожженными краями, которая указывала на возможную причину смерти. Помимо явных признаков насилия, которому несколько часов до смерти подвергали жертву, было ясно, что жизнь у покойника и без того была бурная и тяжелая, драки и пьянки оставили отпечаток на его лице и теле. Мочка правого уха была откушена, в носу имелись переломы, а остатки пожелтевших зубов представляли собой некое подобие безобразного неровного частокола с дырками. Но комментарий Семенова относился к тому, что они увидели на месте гениталий. Королев даже отвернулся, чтобы собраться с силами, прежде чем снова взглянуть на вора.
Широкоскулое лицо покойного обрамляли коротко подстриженные темные волосы. Даже мертвым он выглядел впечатляюще: широкая грудь и большие руки с накачанными мускулами. Татуировки, густо покрывавшие могучий торс, выдавали его воровское прошлое. По ним, зная язык наколок, можно было прочесть всю историю его грешной жизни.
Дверь в прозекторскую распахнулась, и на пороге появился один из санитаров.
— Это недостающие фрагменты, — сказал он и поставил у ног мертвеца две стеклянные колбы. В одной из них плавал половой член, напоминавший ссохшийся кусок теста.
— Да, что-то дурно от всего этого, — сказал Семенов, лицо которого стало серо-зеленого цвета. Королев тоже с трудом сдерживал рвотный рефлекс.
— Итак, что тут у нас? — спросила Честнова, входя в комнату. Взяв банку, она поднесла ее к свету и поболтала.
— Похоже на яички. — Она посмотрела на Ларинина. — Две штуки, если не ошибаюсь.
Ларинин ответил ей сердитым взглядом.
— Вы думаете, это наш убийца, доктор? — спросил Королев, надеясь, что вопрос отвлечет Честнову. Он не мог спокойно смотреть, как атрибуты мужского пола плавают в банке.
Доктор взглянула на труп и ткнула пальцем в икроножную мышцу.
— Возможно. У него полное трупное окоченение, этой ночью было холодно. Где его обнаружили?
— На трибунах Томского стадиона, в снегу. Похоже, его привезли туда и выбросили.
Королев заметил, что Семенов следит за колбой в руках Честновой как завороженный.
— Хм… Ночью температура упала ниже нуля, поэтому определить точное время смерти затруднительно. Но я вижу на трупе следы разложения, поэтому вполне возможно, что он умер двадцать четыре часа назад, а то и больше. Кстати, посмотрите сюда. Узнаете отметины?
И Честнова указала на следы ожогов вокруг гениталий и сосков, которые Королев успел заметить, как только тело освободили от мешка.
— Такие же, как у девушки? — спросил он.
— Сделанные тем же инструментом, я бы сказала. Во всяком случае, так кажется на первый взгляд. — Она наклонилась ближе к телу. — А татуировки очень впечатляющие, капитан.
Королев согласно кивнул. Сине-черные чернильные наколки покрывали почти все тело жертвы. Это были тюремные татуировки, сделанные с помощью бритвы или обычной иголки и чернил, приготовленных из жженой резины и мочи. Каждая картинка раскрывала отдельную главу из жизни вора и говорила о его положении на иерархической лестнице уголовного мира. Так сказать, послужной список, но только на языке блатных. Как это ни парадоксально, зачастую татуировки были более правдивым отображением жизни преступника, чем милицейские архивы. Показания в деле можно подменить, но наколки были визитной карточкой уголовника, и, когда он попадал на зону, его могли попросить ответить за свои татуировки. Не соответствующую правде наколку сокамерники могли просто выжечь, а за оскорбительную — и вовсе прикончить.
Честнова принялась обмывать тело, и открылись новые детали. Самая большая татуировка — изображение распятия — находилась на груди. С креста смотрел Иисус с терновым венцом на голове. Татуировка была сделана отменно — каждое ребро, каждый мускул сына Божьего был выполнен очень тщательно. В глазах Христа Спасителя плескалась такая боль, что у Королева оборвалось сердце. «Сразу видно, что это дело рук мастера», — подумал он и изобразил в кармане знак креста. Картина была похожа на икону. Такие носили только воры в законе, авторитеты, которых уважали в тюрьме и на воле. Да и вообще подобная наколка могла быть только у крепкого мужчины. Чудо-картины такого размера и точности выкалывались на протяжении недель, а сама процедура была очень болезненной. У воров не считалось зазорным иметь незаконченную татуировку.
