— Чудо, — пробормотал Лука. — Вот что, сеньора, — весело заговорил он, — мне приятно слушать вас и слышать, насколько лучше звучит ваш голос сегодня, чем вчера. Если у вас есть кувшин, я приготовлю вам еще этой новой смеси. Пока не пейте, но, когда колокола зазвонят снова, размешайте ее как следует ложкой и выпейте полчашки. Потом при каждом звоне колоколов пейте, пока будет в этом необходимость. Только не больше, чем по половине чашки, — и с улыбкой погрозил ей пальцем. — Слишком много будет вредно. Я приду завтра узнать, как вы себя чувствуете.
Лука шел медленно, очень медленно, обратно к скромному каменному дому в пригороде Сант-Фелиу, где у Ромеу была мастерская и жилье. Думал о состоянии своих сапог и камзола, потом о тощем кошельке, хотя платил Ромеу гроши за чистую комнату с кроватью и полками для трав и за сытную еду трижды в день.
Он знал, что нравится людям. Почти всем, пожалуй, за исключением нескольких человек в еврейской общине, которые подозрительно относились к нему после того, как он две недели назад явился непрошенным в дом сеньора Исаака. Это казалось такой превосходной возможностью, с сожалением подумал он. Пойти искать своего родственника в дом врача, познакомиться с обоими этими людьми. Но его надежды не оправдались, и, не считая этой старой дамы да еще троих-четверых, кто вызывал его из любопытства, никто не интересовался его лечением. Чудо, вот что ему нужно. Как сказала эта старая дама. Чудо. Вылечить бы дочь домохозяина, мечтательно подумал он. Бледную, печальную дочь Ромеу. Это заставило бы город обратить на него внимание.
Та неделя окончилась вербным воскресеньем. Прохладный ветер с холмов ерошил волосы, трепал вуали, колыхал подолы платьев, но солнце светило ярко, и птицы изливали душу в песне. Лука проснулся в то утро, когда колокола большой церкви Сант-Фелиу присоединились к колоколам собора в призыве верующих к мессе. Соскочил с кровати, быстро умылся и оделся. Открывая дверь, услышал голос домохозяина, резкий, но негромкий, поднимавшийся к его комнате под крышей.
— Рехина, вставай. Сегодня воскресенье, предпасхальное воскресенье. Пошли со мной в церковь.
— Не могу, папа, — послышался в ответ голос, которого он почти не слышал раньше. — Не могу появляться перед всеми, терпеть их сочувствующие взгляды. Я очень усталая, очень жалкая. Как мне идти в церковь, если никак не перестану плакать?
Лука впервые задумался над тем, что может быть с дочерью Ромеу. С ним никто не говорил о ней, кроме старой дамы. Ромеу, видимо, считал, что ему следует знать; все остальные только вздыхали, покачивали головами или говорили: «Бедная Рехина», словно было ясно, что с ней.
Она спускалась поесть и почти ничего не ела. Была тощей. Молчаливой. Держалась так, словно его не существовало.
Лука вышел один, ломая голову над проблемой Рехины.
Понедельник, 30 марта
— Папа, где ты был? — спросила Ракель, легко сбежав по лестнице во двор, когда Исаак вошел в ворота. — Мама спрашивала о тебе.
— Что-нибудь случилось? — спросил Исаак.
— Не думаю, — ответила Ракель. Сделала паузу. По всему городу колокола зазвонили к обедне, на время заглушив их разговор. Из кухни потянуло запахом тушеного мяса, Наоми и Хасинта принялись готовить обед. — Похоже, сейчас она беспокоится из-за всего.
— После родов у твоей матери это обычное дело, — сказал врач. — Такова уж ее натура. Ей приятно знать, что каждый находится на своем месте. Но давай присядем, выпьем чего-нибудь холодного. Когда ветер слабый, мартовское солнце печет почти как в июне.
— На столе кувшин напитка из сока горьких апельсинов с медом. Наоми решила, что, когда вернешься, ты будешь разгоряченным и захочешь пить. Далеко ходил?
— Совсем недалеко. Навестил сеньора Мордехая. Мы говорили об этом травнике, — ответил Исаак. — Кажется, сейчас он представляет собой любимый предмет сплетен в городе.
— Я видел его сегодня утром, — сказал Юсуф, сидевший в солнечном углу, склонившись над небольшой книгой в кожаном переплете. — Когда собирал травы. Он как будто следовал за мной, срывал те же, что и я, будто хотел узнать, что мы используем. И много говорил.
— О чем? — спросила Ракель.
— Обо всем. О травах, которые растут в окрестностях Генуи, для чего они применяются и насколько опасными могут быть некоторые. Потом спросил, используем ли мы какие-то из них, но я не узнал их по названиям, которые употреблял Лука, а когда он стал смотреть вокруг, ища эти травы, не увидел ни одной.
— У каждого растения много названий, — заметил Исаак. — Поэтому важно хорошо знать их все и штудировать книги, где даются их точные описания, иначе можно наделать очень серьезных ошибок.
— Лука предложил обменяться рецептами для разных болезней, — небрежено сказал Юсуф. — Сказал, что это будет очень полезно для нас обоих.
— И ты согласился? — спросил Исаак.
— Нет, конечно, — ответил мальчик. — Думаю, он пытался выведать все наши лекарства, чтобы воспользоваться ими и постараться отбить у вас всех пациентов.
— Юсуф, для лечения людей мало умения собирать нужные травы. Ты это знаешь. Если он предложит еще что-то подобное, не отказывайся помочь ему.
— Но с какой стати выдавать ему ваши секреты?
— Не думай об этом таким образом. Я настаиваю, чтобы ты оказал ему содействие. Если он честный человек, это поможет ему помогать другим; если им движут недобрые желания, это может послужить припаркой, вызвать обострение зла и дать возможность вывести его наружу и обезвредить.
— Господин, вы уверены в этом? — спросил Юсуф. — Люди говорят, что он уже посещает некоторых из ваших пациентов.
— Тебя беспокоит, что я недостаточно занят? — спросил Исаак. — Мне кажется, работы у нас больше, чем мы в силах сделать.
— Это так, господин, — сказал Юсуф, несколько обескураженный, но упрямо стоявший на своем. — Он предлагал продать вам — вам — часть своего запаса особого укрепляющего средства. Сказал, что у него вкус горьких трав, и — за время которого требуется, чтобы вскипятить воду на жарком огне — тот, кто его выпьет, почувствует себя лучше. Какая бы то ни была болезнь.
— Юсуф, ты подал мне хорошую мысль, — сказал Исаак. — Наш уважаемый сосед Мордехай чувствует себя усталым и каким-то странным образом нездоровым. Думаю, нужно будет попросить его послать за своим родственником, юным сеньором Лукой, и попросить его чудодейственной смеси. Может быть, ему станет получше.
— Сеньор Мордехай, папа? Я видела, что он вчера шел вверх по склону к воротам, как молодой олень. Как он может быть больным?
— Поверь, дорогая моя, если я говорю, что он болен, значит болен. Теперь мне нужно пойти, поговорить с ним. Юсуф, я очень рад, что ты упомянул об этом. Ракель, скажи, пожалуйста, матери, что я ушел ненадолго. Во всяком случае, запахи с кухни привлекут меня задолго до того, как будет готов обед.
— Притвориться больным? Мой добрый друг Исаак, что угодно, только не это.
