прикосновение, необъяснимые и одновременно такие понятные эмоции, что разрывают грудь. Сейчас с ней играет не память, а нечто страшнее — внутреннее «я».
Больно почти до слез.
Фантомные ласки на грани экстаза.
Тина задыхается — её легкие, кажется, сжались до размера горошины, — она хочет позвать на помощь, но все заканчивается так же резко, как и началось. На лбу проступает испарина, дыхание рваное, как у загнанного в ловушку зверя, а пальцы до сих пор дрожат. Что, мать вашу, с ней происходит? Это не похоже на частичную амнезию, совсем не похоже.
Тина поднимается на ноги, несколько секунд опирается ладонями о стол и в спешке покидает кафе. Только направляется она не в новую квартиру, а к отцу. Джону пора бы кое — что рассказать, хочет он этого или нет.
***
Ключ поворачивается в замочной скважине, впуская Тину в родительский дом. Она бросает связку на комод, задерживает взгляд на фотографии матери и прислушивается к шуму воды на кухне. Отец дома — это хорошо, хоть и волнение до предела заполняет уставшую от разрывающих мыслей голову. Теперь Тина уверена, что не существует тренера по лакроссу, не существует правды — лишь вранье, которым её кормят вот уже несколько дней. Незнакомый человек не будет говорить о безумной любви к первому встречному — исключено. Если только в его медицинской справке не указан диагноз, объясняющий подобную хрень. Но, вопреки слабым надеждам, Ноа выглядит абсолютно здоровым. И красивым. Господи, почему Ноа выглядит идеальным и говорит такие слова, от которых подрагивают колени? Вот такой неожиданный поворот в скучной жизни Тины, которая издавна наполнена перманентными вещами: колледжем, работой и вечерними посиделками со Мэттью. Как такое оставить без внимания?
— Привет, пап, есть минутка? — Тина заглядывает на кухню и видит, как отец промывает рану на разбитой губе. Сердце стартует в пятки, словно на скоростном забеге, а брови неумолимо поднимаются вверх, потому что Джон не дрался… ну, примерно тысячу лет. — Это еще что такое? Решил вспомнить молодость? У тебя же губа разбита, Господи, пап.
Тина быстро подходит к нему и сжимает ладонь на широком плече. Тот даже не вздрагивает, лишь смотрит в раковину, где смешивается с водой и растекается багровым пятном свежая кровь.
— Не сдержался, — коротко отвечает отец, убирает руку Тины и печально улыбается. Когда он поворачивается лицом, то взору предстает разодранная бровь и синяк на левой скуле. — Не переживай, просто на работе попался один ублюдок, который наплевательски относится к чужим судьбам. Я всего лишь заступился за хорошего человека.
— Тебе же влетит, о чем ты думал? — Тина открывает кран, смачивает уголок кухонного полотенца и вытирает густую каплю крови, стекающую с брови. — Это же как нужно было тебя достать, чтобы ты полез в драку?
— Поверь мне, он это заслужил, — Джон открывает выдвижной ящик серванта и достает оттуда упаковку пластырей; отрывает один и приклеивает наугад, ориентируясь на боль. — Так что насчет тебя? Ты хотела со мной поговорить? Потому что если твой разговор не слишком срочный, то я бы перенес его на вечер. У меня встреча с юристом через полчаса.
Снова этот юрист. Третий раз за неделю. Раньше Джон не уделял им столько внимания, а главная странность в том, что представителем правовой системы является никто иной, как отец Финна — очень успешный адвокат в округе Гарден Хиллс.
— Что у тебя за дела с мистером Уиттмором? — Тина рискует всеми картами: спрашивает, хоть и уверена, что ей не ответят. Не зря все разговоры проходят за закрытыми дверями. — Если у нас какие — то проблемы, то я должна об этом знать. Разве ты так не считаешь?
— Это касается трастового фонда — возникли некоторые сложности, — спокойно отвечает отец, но практически не смотрит на Тину. — Тебе не стоит беспокоиться, мы уже на финишной прямой.
— Но ты ведь подписал документы еще в начале недели.
— Этого оказалось недостаточно. Если это все, Тина, то мне бы отдохнуть пару — тройку минут до прихода юриста.
Отец выходит в коридор и ступает на лестницу, ведущую на второй этаж, когда слышит:
— Почему Ноа Васкес признается мне в любви? — Тина выходит из кухни и опирается плечом на дверной косяк. — По мнению Мэттью, он всего лишь бывший тренер по лакроссу. А кто же Ноа по твоему мнению?
Джон разворачивается, и Тина замечает, как резко меняется его взгляд. Из настороженного превращается в обеспокоенный. Словно произошла самая страшная катастрофа, которую можно было ожидать в отношении вопросов об этой персоне. На самом деле, так и есть. Тина хотела забыть Ноа, все уже смирились с этим решением и необдуманным поступком, помогали друг другу избавляться от фактических улик и держали язык за зубами, а теперь все полетело к чертям. Снова это имя. Снова куча неясностей, которые нужно объяснять только потому, что Тина не предупредила остальных о процедуре и не додумалась соблюсти простейшие правила конфиденциальности прошлого. Черный список, например, или блокировка всех номеров и электронных ящиков того, кто оказался объектом амнезии. Тина поторопилась, и теперь всё насмарку. Затея, что вполне может быть опасной для её здоровья, рассыпается в пух и прах. Но хорошо это или плохо?
— Мэттью не соврал, он действительно твой бывший тренер по лакроссу, который в последнее время проявлял к тебе знаки внимания, — абсолютно спокойно отвечает Джон. — Я лишь одно знаю наверняка — ты не была от этого в восторге.
Тина смотрит на своего отца безмолвно и внимательно. Объяснение вполне логичное и кажется правдивым, ведь отец не будет ей врать. Не будет? Тина не хочет сомневаться в словах Джона, потому что вранье самого близкого человека потревожит моральное равновесие, которое и без того слишком шаткое после аварии.
— Он не опасен для меня? — не то чтобы Тина боялась, просто уточняющий вопрос на случай непредвиденных поворотов.
— Надеюсь, что нет. В любом случае, я позабочусь об этом, — отец кивает, прерывая этот разговор, и уходит на второй этаж, оставляя Тину обдумывать свои дальнейшие действия.
Размышления заканчиваются очень быстро, потому что один неразрешенный момент до сих пор гложет изнутри: зачем отцу адвокат? Особенно если учесть, что на часах почти восемь вечера, а Фонд работает до шести.
***
Мини купер едет медленно, буквально крадется следом за патрульной машиной. Если Джон засечет Тину за преследованием, то не спасет даже возраст и новая квартира — домашнего ареста не избежать. Но Тина не жалеет о своем решении, поскольку ей жизненно необходимо понять, что за ерунда творится в
