за мной как собачонка, выпрашивала мою любовь. — съязвил Лёня пьяным, грубым голосом.
От услышанного у меня подкосились ноги. Платон подхватил меня, волоча за собой как тряпичную куклу, и усадил на мягкий, бархатный бордовый диван. Я откинулась назад на спинку дивана, теряя сознание и погружаясь в темноту. Последнее, что я услышала, как угрожающе рыкнул очаровательный Плутоний на противного…нелюбимого Лёню.
— Она Ильинская, напомню тебе. Липатов, ты берега то не путай, а то я Элине позвоню и пущу тебя по миру!
Глава 17
«Женюсь на тебе одной, дождусь, когда ты расстанешься со своим горе-мужем, и женюсь только на тебе, мне других не надо», — слышу я в забытьи.
Я иду по диковинному, утопающему в зелени под слепящим солнцем саду, срывая с невысоких деревьев манящую, яркую голубику и закидывая в рот ягоду за ягодой, пока какой-то юноша не хватает меня за руку, сжимая нашими ладонями горсть голубики. Руки становятся сине-фиолетовыми, влажными и липкими, но мы с ним скрещиваем пальцы, и идём дальше по саду вместе, заливисто смеясь. Я поворачиваю голову в сторону юноши, чтобы разглядеть, но не вижу его лица. Он разжимает пальцы и стремительно убегает от меня вперёд. Я пытаюсь его догнать, но он бежит быстрее меня. В какой-то момент я настигаю таинственного юношу, он оборачивается на меня, и…
— Стёп, я — половозрелый мужик, — сквозь пелену полусна я слышу натянутый голос Платона.
— Платонов, ты — половозрелый дурак и му…! — язвит в ответ Калинин, не договаривая до конца.
— Вот только не надо мне мораль читать, — Плутоний недовольно фырчит, а я чуть приоткрываю один глаз и вижу, как мужчина раздувает ноздри и поворачивает голову в мою сторону, я тут же закрываю глаза.
— Это же надо быть полным идиотом, чтобы искать, искать женщину, которую любишь, найти её и…отойти в сторону, ожидая, пока она сама к тебе потянется, узнает в тебе того ненаглядного Плутония.
— Да узнала она меня, я уверен! Делает из меня шута-плута горохового, артистка погорелого театра!
— А ну цыц, — Степан перешёл на шепот, — пусть человек в покое побудет, ты её со своей Алёной извёл, ироды окаянные.
— Опять ты про Алёну? Господи?! Перестаньте меня к ней приписывать. — тихо взревел Платонов, а я отчего-то улыбнулась, подумав томно про себя: «Таки Плутоний с Ней не вместе».
— Забыли про Алёну, много чести вспоминать не твою секс-подружку, — Калинин хмыкнул, вызвав злорадный стон Платонова, — вернёмся к наболевшему вопросу. Ты так и будешь дальше ходить вокруг да около? Не пробовал поговорить с ней на чистоту?
— Секс-подружка, что за…Калинин, чтоб вас всех! — что-то пролетело в воздухе и, громыхнувшись, упало на пол, что я чуть не подпрыгнула на чём-то тёплом и бархатистом.
— Однако, не по-детски её вырубило то, может, врача надо было позвать?
— Не надо, — раздражённо пробурчал Платон, — у неё реакция на стресс, что я не знаю.
— Разумеется, HR Волгин у нас во всём и вся разбирается. Что это, кстати, был за спектакль, к чему?
— Я не знаю, оно как-то само пошло-поехало.
— Она тебя не узнала, и тебя это зацепило.
— Узнала, но старательно делает вид, что мы не знакомы…брезгует, видимо.
— Нет, Волгин-Платонов, ты…не дурак, — совладелец сочувственно прохрипел, — ты — больной на головушку, тебя лечить надобно.
— Ты мне то же самое говорил, когда я не мог её забыть.
Я лежала, не двигаясь и не дыша, желая дослушать до конца разговор владельцев «Платонов и партнёры». Они ни разу не упомянули её имени, но почему-то я была уверена, что речь идёт обо мне. Но…я не знала раньше Платона, если только в прошлой жизни.
— Когда забыл, легче же стало? Выходит, я был прав.
— Не забыл, — горестно вздохнул Платон.
— Но ты мне говорил, клялся и божился?!
— Да я готов был сказать, что угодно, лишь бы все от меня отвалили. Хотел я себе любить на здоровье и любил.
— И страдал, — ругнулся Степан.
— И страдал, нравится, моей русской душе страдать. Как прикоснусь к берёзе, да рюмку водки накачу, да запою: «Ах ты, степь широкая, степь, раздольная!», да давай страдать.
Когда Плутоний запел, я чуть не засмеялась в голос и не выдала себя, до того он комично это преподнёс.
— Плут и шут, что с тебя взять?
— Отстань, — огрызнулся Платонов.
— Не отстану, пока ты не поведаешь о своих грандиозных планах относительно неё?
— Не знаю, — Плутоний замолчал, лихорадочно дыша и словно всхлипывая, — ведь вот она…совсем близко, стоит только руку протянуть, прижать её к себе, и так далеко. Она и раньше была недосягаема для меня, а теперь…одному Богу известно, что в голове у этой девчонки.
«Девчонки?», — опешила я и открыла глаза, забыв о конспирации.
— Тоже мне девочку нашёл, — иронично пробурчал Степан, а я от непонятной мне самой подступившей обиды, закрыла глаза, приготовившись слушать дальше. Впервые в жизни мной овладело недюжее, необъяснимое и запретное любопытство, коим я никогда не страдала раньше. «Нет, Платон и его контора Никанора на меня определённо влияют не лучшим образом», — ухмыльнулась я про себя, стиснув руками нечто под собой, напоминающее плед.
— Для меня она всегда будет юной и прелестной, — мечтательно пропел Плутоний.
— В том то и дело, что той твоей юной и прелестной девочки давно нет. Да и ты не мальчишка, чтобы сохнуть по вымышленному образу из прошлого.
— Калинин, хватит! — прохрипел зло Платонов. — Я не сохну по некоему вымышленному образу. Я люблю реальную женщину.
— Недосягаемую для тебя, как и раньше, да?
— Я не в силах ничего изменить. Не могу же я заставить ответить её на мои чувства.
— Естественно, против лома нет приёма. Да и как заставить женщину полюбить тебя в ответ, если она тебя ни черта не помнит. — совладелец устало вздохнул, видимо, присев в кресло, потому что что-то скрипнуло.
В комнате или кабинете, я не успела разглядеть, что это за помещение, где мы втроём находились, повисла гнетущая тишина. Я была готова поклясться в тот момент, что мужчины пронзительно и подозрительно смотрят на меня. Я не знала и не понимала, каким я боком имею отношение к драматической истории неразделённой любви Волгина-Платонова, но при этом жутко нервничала и чувствовала себя перед ним виноватой…снова…в который раз…виноватой за неизвестную мне женщину не первой свежести, по мнению Калинина.
— Реально не помнит? — услышала я сиплый, слабый…обреченный голос Платона.
— Вероятно, да, — Степан замялся, — друг, она на была в той машине, и, может.
— Не может, — взвыл истошно мужчина и перебил Калинина. — Нет. Не может. Он
