напрягся штурман. – Четыре трубы, мощная надстройка ближе к носу – это «Омаха»! Я хорошо наблюдаю его антенны – сейчас рассчитаю точнее, но на первый взгляд до него не более тысячи двухсот метров.
– Ну-ка, – отстранил его Зимон. – Хорош! – произнёс он с невольным восхищением, разглядывая крейсер. – Это, конечно, не тяжёлый крейсер и не линкор, но потянет почти на десять тысяч тонн. Так, а что с сопровождением? Три эсминца с нашей стороны, и, надо полагать, столько же с противоположной. Идут строем, словно на параде. А это кто? – Зимон заёрзал, вращаясь всем телом заодно с перископом. – Ещё один? Так и есть. Ошибся Мюллер, их семеро. Седьмой вырвался вперёд в противолодочном дозоре. Хорошо охраняют крейсер. Бауэр, взгляни теперь ты. Как бы поступил?
Первый помощник припал к окуляру, секунд десять разглядывал цель и заявил уверенно, словно отрезал:
– Торпедный залп веером, из всех носовых аппаратов.
– Вот так сразу? – скептически качнул головой Зимон. – Все четыре торпеды? Нет. Я должен иметь второй шанс, если крейсер вдруг изменит курс. Две торпеды сразу, и две держим в резерве. А теперь за дело! Всем отсекам – к бою!
После этих слов его место в боевом посту командира. Зимон поднялся в тесную конуру над центральным постом и уже оттуда выкрикивал команды.
– Доложить о готовности!
– Все отсеки к бою готовы! – ответил Адэхи.
– Торпедные аппараты!
– Торпедные аппараты один, два, три, четыре к бою готовы! – выкрикнул первый помощник.
– Аппараты первый, третий – открыть люки!
Бауэр повис на трапе, словно обезьяна на лиане, и, раскачиваясь, передавал приказания в центральный пост. Зимон же удерживал перекрестие командирского перископа с крейсером, и теперь его команды сыпались, будто слетали с губ. Это он мог!
– Оба двигателя – полный вперёд! Цель слева на курсовом двадцать. Скорость восемнадцать узлов! Обнаглели! – вдруг возмутился Зимон, на мгновение отстранившись от окуляра. – Они даже не выполняют противолодочный манёвр! – и, снова припав к перископу: – Расстояние девятьсот метров, скорость торпед тридцать узлов, глубина хода пять метров!
Приподнявшись по трапу и втиснувшись по пояс в командирский пост, Бауэр вращал диски счётно-решающего механизма, откуда данные передавались в торпеды.
– Первую припечатаем под мостик, вторую в машинное отделение, – бормотал Зимон, уточняя нить прицела, и вдруг выкрикнул: – Первый аппарат – товсь!
– Первый аппарат пуст! – откликнулся Бауэр.
– Третий аппарат – товсь!
– Третий аппарат пуст.
– Отсчёт! – отозвался с центрального поста штурман, запуская секундомер.
Неожиданно Зимон развернул перископ правее и произнёс, наморщив лоб:
– Не может быть. Бауэр, кажется, первый в колонне эсминец прёт курсом наперерез. Не верю, что он мог нас заметить.
– Приказать погружение?
– Погоди, возможно совпадение. Может, янки вспомнил, что нелишне покружить перед флагманом боевой танец?
Понаблюдав ещё немного за манёврами эсминца, Зимон встретился взглядом с Бауэром.
– Второй залп он нам сделать не даст. Ну, чего смотришь? Хватит испытывать судьбу – срочное погружение, курс – резко на сто восемьдесят.
Теперь лодка проваливалась, наклонившись палубой вперёд.
– Кормовые рули десять градусов на погружение, носовые пятнадцать! – командовал Адэхи, навалившись на плечи рулевым.
Но этого ему показалось мало, и он выкрикнул, наклонившись к люку в переборке:
– Экипаж, в нос! Все свободные в торпедный!
Перепад давления сжал Климу перепонки, и он интуитивно раскрыл рот, словно выброшенная на сушу рыба. Но он заметил, что больно было не ему одному. Олаф кривлялся, как трагический актёр, изображающий страдания своего несчастного героя. Его лицо искажалось, морщилось – лоб как стиральная доска, глаза навыкате. Механик мычал, яростно двигая челюстью, словно собирался кусаться. Наконец, он сподобился выдавить что-то членораздельное:
– Команда была – в нос!
И бросился из машинного отделения, с грохотом распахнув стальную дверь. Увлекаемый общим потоком, Клим ринулся следом. Он бежал, сломя голову, смешавшись с другими матросами, нырял в люки из отсека в отсек, скользил по доскам, перепрыгивал не удержавшихся на ногах, пока не врезался в спину Вайсу.
– Тише, парень, – остановил тот Клима ладонью в грудь, – бежать дальше некуда.
В торпедном отсеке уже собралась большая часть экипажа, всем своим весом помогая лодке быстрее уходить в глубину. Палуба под ногами раскачивалась из стороны в сторону, швыряя Клима на чужие локти. Послышался звон стекла и жуткий треск корпуса.
– Шпангоуты трещат, – подмигнул Вайс. – Не бойся. Обычное дело.
– Я не боюсь, – ответил Клим.
– Да ну? – не поверил, хитро улыбнувшись, Вайс.
Конечно, Клим лукавил. Стон лодки, сжимаемой страшным давлением, передавался в позвонок электрическим током. Спина предательски покрылась холодным потом, а когда из кормы в нос вдоль корпуса вдруг пробежал целый перезвон скрипящих ударов, Клим не выдержал.
– Что это? – схватил он Вайса за руку.
– Приближаемся к сотне, – тяжело выдохнув, ответил старшина. – Почему он не выравнивает?
Дальше показалось, что снаружи кто-то скребёт по лодке огромным напильником. Долго скребёт, старательно. И в довершение невидимый кузнец внезапно бьёт в корпус гигантской кувалдой. Бьёт дважды и замолкает.
– Попали! – вдруг подпрыгивает Вайс и, обхватив Клима за плечи, тискает, трясёт, толкает в толпу.
– Попали! – теперь обнимается весь отсек.
– Обе в цель!
– Янки, как вам наши сосиски?!
Клима обнимает масса рук, матросы радостно кричат ему в лицо, танцуют. Он видит их бешеные глаза и не понимает, неужели они не слышат этот жуткий треск корпуса? В его ушах звучит только он. И внезапно:
– Всем в корму!
И снова бешеный бег с препятствиями через переборки, крохотный камбуз с разбросанной алюминиевой посудой, лицом в развевающиеся шторки над койками, хлопающие железом двери, пока все не набиваются в электромеханический отсек. Здесь экипаж немного приходит в себя и, прислушиваясь к размеренному рокоту электродвигателей, тихо делится впечатлениями:
– Кэп не промахнулся.
– Да, обе в цель. Не повезло сегодня американцам.
– Это уж точно. Испортили мы им настроение. Наверное, уже заливались виски в честь победы, а тут – бабах! От нас салют.
Клим посмотрел в лицо Вайсу. У того пот стекал со лба крупными каплями. Отдельные капли сливались в ручейки и превращались в следы мокрых улиток. Клим машинально вытер собственное лицо, затем беспокойно поднял глаза к потолку. Неужели они не слышат этот душераздирающий скрежет? Вайс перехватил его взгляд и оскалился, показав жёлтые зубы.
– Успокойся. Ещё далеко не предел.
Затем со знанием дела принялся объяснять:
– Корпус нашей рыбки сварной, а не клёпаный, как делали лодки в начале войны. Такие корпуса крепче и глубину держат куда больше, но в отместку скрипят, как неразношенные ботинки.
– Сигард, ты ему ещё расскажи, как эти ботинки хлюпают, когда начинают расходиться швы, – подсказали из угла.
– Ерунда! – начал спорить Вайс. – Сварка лучше, чем клёпка. Под давлением
