расследую?
Журналист отправил в рот наколотый гриб:
– Накопал, что вы принципиальный правдоруб, из-за чего у вас проблемки были и с начальством, и с мафией. Про дело Тугушева выяснил…
– Ну, это все не секрет. И?
– Могли бы наводить порядок в стиле Берии. А потом подставить какого-нибудь дурачка, нарика, договориться там с Раткиным тем же, и дело в шляпе. А сами – в Москву, на повышение, как устранивший разгул преступности.
Улыбка Соколова стала шире. Он открыто посмотрел в глаза Миронову и одобрительно кивнул:
– Складно поешь. Но так же и про тебя можно предположить. Журналист сам раскрыл преступления, менты, как всегда, мышей не ловят, а ты маньяка поймал. И в Москву, на повышение. Ты, кстати, и искусствовед, Библию знаешь, язык этот, а я-то отродясь в руки ее не брал.
– Тоже верно, – не стал отпираться Иван. – Но! – Он поднял указательный палец, привлекая внимание собеседника к своим словам, перегнулся через стол и заговорил полушепотом: – Есть тот, кто Библию цитирует наизусть и вообще повернутый на теме религии. Обет молчания давал. В пещерах торчал. Якобы. Затворник, понимаешь. Никто же его в этих пещерах не видел, верно? Право славный головного мозга. Это точно не вы. Ну, и не я, конечно, я по Гумилеву диплом писал, не по Иоанну Златоусту.
– Это отец Роман, что ли?
– Ну, нас же не сто человек приехало, свежей крови-то. Он третий получается.
– Ну, я, чай, догадался, просто… Мы его проверяли, конечно, но… хм…
– Это предположение, разумеется.
Журналист откинулся на спинку стула и поднял руки, как будто сдаваясь. Дескать, я ничего не утверждаю, но тем не менее.
– Просто я попов не очень люблю и как-то сразу на него внимание обратил. И еще…
Рассуждения Миронова прервала возня за дверью. Слышно было, что снова открылась входная дверь и кто-то, шаркая, ввалился в коридор. Голоса слышались глухо, слов было не разобрать – хозяева старались говорить как можно тише. Однако и так было понятно, что произошло что-то нехорошее.
Соколов встал, обеспокоенно посмотрел на Ивана. Тот прислушался и отрицательно покачал головой. И тут раздался пронзительный женский крик, о мутное стекло двери в комнату ударилось чье-то тело, и стали слышны причитания:
– Сыночка, сынок…
Оба гостя, не сговариваясь, выскочили в коридор. Перед ними предстала неприятная картина: на полу у двери распластался, бесконтрольно шевеля руками и ногами, паренек, сильно похожий на Раткина. Даже небольшие усы над губой имелись. Он весь был покрыт быстро тающим снегом, будто не шел до дома, а полз на животе. Лицо у парня производило болезненное впечатление – оно было каким-то оплывшим и лишенным выражения.
Отец с матерью стояли над ним на коленях, совершенно выбитые из колеи. Раткин тряс сына за плечи, стараясь привести в чувство, жена зажимала руками свой рот и смотрела на парнишку полными ужаса глазами.
– Да что же ты? Что же ты сорвался-то?! Ведь завязал же… Завязал!
Голос Раткина звучал надрывно. Слышно было, что капитан на грани срыва и чуть ли не плачет.
Парень поднял руку, будто хотел отмахнуться от слишком навязчивого внимания, но она зависла на полдороге. Он медленно почесал щеку и пустил слюну, уставившись мутным взглядом в одну точку. Дыхание у него стало сбиваться, становясь все прерывистее и натужнее.
– Хорошо-то как. Не больно. Дышать только тяжело, – просипел парень и попробовал набрать побольше воздуха. В горле забулькало.
– Ты же у бабушки сидел взаперти, и все хорошо было! Как же ты вышел-то?!
– Реваз ключи подобрал, – почти нараспев протянул Раткин-младший. – Он умеет. Я и вышел.
На миг взгляд парня стал почти осмысленным. Он посмотрел отцу прямо в глаза и сказал:
– Папа. А знаешь, кто Андрея Вадимыча убил?
– Кто? – непроизвольно вклинился в разговор Соколов, но тут же осекся.
Сын капитана икнул:
– Дышать трудно, – и срыгнул вязкую нитку желчи.
– Что сидишь-то? – опомнился внезапно Раткин и скомандовал жене: – В «Скорую» звони скорее!
Катерина мигом сорвалась в комнату, стало слышно, как она лихорадочно крутит диск телефона.
В этот момент парень снова открыл глаза и хрипло прошептал:
– Я убил, папа.
Видно было, что он из последних сил пытается удержать сознание. Парень заговорил очень быстро и сбивчиво, однако все трое мужчин в коридоре так внимательно прислушивались к его словам, что слышали каждое слово очень четко:
– У Тагира людей собрали, ну, типа надо мэра завалить, всех вообще, и быков, и нас – кто на подхвате. Стали жребий тянуть…
Младший снова закашлялся, брызгая слюной и желчью, его тело начало корежить в конвульсиях.
– Саша, Сашенька, да что же ты! – Раткин пытался прижать руки и ноги сына к полу, но выходило плохо. – Ведь ты же завязал! Что же это такое!
Соколов присел рядом, внимательно всматриваясь в Сашино лицо. Ему уже приходилось наблюдать подобные симптомы, и ничего радостного они не сулили.
– Передоз.
– И что же теперь? – всхлипнул капитан.
– Откачивать надо. Иначе загнется, – бросил майор, не слишком заботясь о словах. В стрессовых ситуациях у него проявлялась такая неприятная особенность, на которую некоторые обижались. Но капитан, похоже, даже не обратил внимания. – Что там «Скорая»?
Повернув голову парня набок, чтобы тот не захлебнулся собственной блевотиной и желчью, Святослав с силой похлопал его по лицу:
– Не спи! Не спи! Говори со мной, говори.
Из комнаты донесся рыдающий голос Катерины:
– Буран там! Мы же в «Долине смерти» живем, дорогу всю завалило! У них, говорит, две машины сломались, две на выезде.
– Окно, окно приоткройте! Пусть воздух свежий идет! – отдал распоряжение Соколов, Миронов бросился открывать ближайшее окно.
Между тем Раткин подорвался к телефону, вырвал у жены трубку и стал орать:
– Да вы поймите, что он умирает! Ну а я как его к вам привезу, у меня тоже машины нет!
Пока он слушал бубнеж из телефонной трубки, Катерина подошла к окну в комнате и попыталась распахнуть рамы. В квартиру моментально со свистом ворвался порыв ветра. Подоконник засыпало снегом. Буран на улице разошелся уже вовсю. С трудом захлопнув окно, женщина нараспашку открыла форточку, да так и осталась стоять под беснующимися снопами влетающего в помещение снега. Плечи ее дрожали, а всхлипывания были слышны даже сквозь завывания ветра.
– А я откуда знаю? – продолжал между тем кричать в телефон Раткин, уже не пытаясь скрыть отчаяние. – У меня сын умирает, понимаете? Какие еще три часа?! Вы что! Ну и пошли на хер!
– Ваня, Ваня, что же делать? – повернула к мужу заплаканное лицо женщина. – Ведь он же бросил!
– Что делать, что делать? Что
