шпалой о другую. Искры, звон, слишком много всего, чтобы отличить, где звук, а где свет. Гамлет подхватывает пластиковую баклажку в углу сцены и льет на зрителей бурую жижу. Толпа ревет – это кровь.
Асю таскает на концерты единственная подружка. Обычно Ася зевает у колонны, одна на весь клуб не в черном. Сейчас она смотрит на лица в красных брызгах и чувствует, как холодеют колени. Гамлет кланяется, уже удаляясь со сцены, орет:
– Покайтесь, ублюдки! Да здравствует смерть!
* * *
Гамлет на самом деле Дима, и он, в общем, милый. Они столкнулись с Асей в туалете клуба, когда он шумно полоскал рот.
– Знаешь, почему у меня зубы черные? Это активированный уголь. Попробуй пожевать, у тебя тоже такие будут.
– А зачем тебе черные зубы?
– Чтоб быть похожим на труп.
Он оборачивается. У внутренней поверхности губ запекшиеся черные полоски, по выбеленным щекам стекают остатки грима – как смерть красивый.
– А где ты взял столько крови?
– У драммера тетка мясом на рынке торгует.
* * *
И ведь перезвонил. Дурацкие, школярские просиживания штанов на лавочках в парках. Долгие разговоры – Ницше и Шопенгауэр на коленке, будто списанные со шпаргалки. Мифы и легенды скандинавских народов:
– Вокалист сначала вскрылся, потом шмальнул в голову из дробовика. Двадцать два было, я уже старше, аж стыдно. Труп нашел гитарист, они жили тогда вместе, сфоткал, вызвал ментов. Мозги собрал и с капусткой пожарил, ну, так говорят. Фотка с простреленной башкой потом по фанатам разошлась, даже пластинка с ней на обложке вышла. У меня есть переиздание, покажу, когда в гостях будешь.
«Пойду я к тебе после таких историй, как же», – закатывала глаза Ася. И ведь пошла.
* * *
Ася любила сказки. В девять лет ей расхотелось играть с другими, стало скучно. Летом в деревне листала книжку с картинками, зевала, маялась, пока за поворотом очередной страницы не встретила круглого, небывалого, колючего до пушистости ежа. Рисованный еж смотрел черно и мудро, будто знал все на свете. Втайне от взрослых Ася вырезала картинку и приклеила ее к исподу старого письменного стола – у ежа появилась нора. Ася ныряла в нору, когда хотела поговорить или помолчать, а еж все понимал.
Как-то на прогулке зашуршала трава у дорожки, Ася мотнула головой и увидела настоящего ежика.
– Поймайте его мне, поймайте! – умоляла взрослых Ася.
Отговаривали, упросила. Дальше жили с двумя ежами. Нарисованный верно слушал, настоящий топал ночами и шкодил. Наскучил быстро, но обратного хода давать было нельзя, Ася терпела. В конце лета уехали в город, оставив ежей на попечение бабушке. Рисованного чмокнула на прощание и обещала вернуться, на настоящего даже не глянула.
В октябре пришло письмо – бабушка каялась, не уследила. Еж в спячку впал, улегся в печку, а тут подморозило, топить пора. Выскочил ошпаренный, метался по дому, потом затих. Нет больше ежа – напасть какая! Да и дрова прошлогодние кончились, а новые только в конце недели обещают. Пришлось старый письменный стол в топку пустить, все равно другой скоро привезут.
– Пропал еж, пропал, – выла три дня Ася.
Взрослые думали об одном, Ася плакала о другом.
* * *
На Рождество Ася получила от Димы тоненькое серебряное колечко. Кругом пировали варвары – гитарист тыкал барабанщика вилкой в голое запястье и призывал половчее продать душу Люциферу, басист печально глазел на Асю и громко жевал чипсы, другие приятели перебрасывали друг другу свиную голову, оставшуюся после вчерашнего концерта. Хруст, возня, рев гитар из колонок – обычная пьяная суета вечеринки. От тычков вилкой у барабанщика пошла кровь, хлопнула дверца холодильника – искали перекись.
Крепко набравшийся Дима лежал на боку под елкой. Ася легонько переступила через него и взяла с полки CD – длинные белые волосы, птичий изгиб окровавленного запястья, между лбом и носом мозги наружу.
Перевела взгляд на Диму – поза та же и волосы те же, только мозги пока на месте.
* * *
Ася любила сказки. Страшные – тоже. Мертвого Малыша она собрала по фан-сайтам, по кусочкам. Он состоял из дохлой вороны в пакете, вонь которой вдыхал перед тем, как запеть. Из битого стекла и кровопотери, такой, что со сцены уносят врачи. Из истлевшей в земле одежды, надетой на белое, еще живое тело. Из неутолимого одиночества. Из последних слов: «Я не человек, все это просто сон, и скоро я проснусь».
Живой Малыш был похож на мертвого, как кенотаф на могильный холм. Там, где раньше была настоящая смерть, осталось только ее подобие. Ася смотрела все тот же спектакль из раза в раз. Чудеса и чудовища поистаскались.
И тут на дне проруби с ледяной черной водой блеснул серебряный ключик – догадка.
* * *
Принц и принцесса женились в мае, плевав на суеверия. Родители настояли на свадьбе с фатой, белым платьем и банкетным меню. На фотографиях Дима прямой, с крепко сжатой квадратной челюстью, волосы гладко убраны в хвост. Ася рядом, бледная, вроде с улыбкой, но в глазах будто пробегает мышиная тень. К концу вечера из балагана их похитили варвары. Шутки ради поперлись на кладбище среди ночи, Ася только сменила туфельки на чьи-то растоптанные кроссовки. Шли парадом, всемером, по главной аллее, только успевай подбирать подол. Сначала старались потише, к рассвету кто-то достал губную гармошку, пустились в пляс. От горизонта и до горизонта топорщились кресты, наливался алой кровью рассвет.
Вышли окольными путями, через поле – вот-вот проснутся могильщики. Расстались у дороги, уже в черте города.
– Это вы свадьбу всю ночь гуляли? – Любопытный, как положено, таксист зыркал в зеркало на Асю и Диму.
Промолчали. Ася только провела рукой по разодранному подолу белого платья.
* * *
Дима отрубился, как был, в рубашке и брюках. Ася еще покрутилась у зеркала, легла рядом. На дне мутной дремы сверкнул серебряный ключик. Сквозь сон Ася потянулась к нему рукой, нанизала на палец. Проснулась.
Длинные белые волосы, приоткрытый провал рта – Дима спит здоровым сном мертвеца. Медленно, с какой-то змеиной нежностью Ася опускает ему на голову подушку и наваливается всем телом. Он трепыхается, как рыба на песчаной отмели, пытается сбросить Асю с себя, не может. Пара долгих минут борьбы, раскрасневшиеся мокрые щеки Аси, усталая боль во всем теле. Оказалось, чтобы полюбить мертвого принца, его нужно сначала убить.
Десять
Когда ты умер, мы остригли волосы. Смерть твоя, страшная, египетская, пришла неожиданно. Смыла со сцены жизни,