Книга Куропатка и беременность - Девни Перри

Папа заслужил отдых. Он заслужил дневной сон в канун Нового года. И благодаря моей работе он мог его получить.

Так что я достала свой телефон и поиграла в игрушку, пока ждала. Или пыталась поиграть. В основном я думала о прошлой ночи с Тобиасом.

Этим утром мы почти не разговаривали. Я проснулась первой, выскользнула из его постели и направилась в душ. Когда позже я нашла его на кухне, он был одет в джинсы и темно-синюю фланелевую рубашку.

У него были дела в офисе, но он обещал быть дома к ужину. Потом мы отпразднуем Новый год, при условии, что я смогу не спать до полуночи.

У меня было чувство, что он позаботится о том, чтобы я увидела фейерверк.

Через час папин храп прекратился, и он приоткрыл глаза.

— Привет, папа. — Я улыбнулась.

— Ева. — Он дважды моргнул, затем нажал кнопку на стуле, чтобы сесть прямее. — Прости. Я не знал, что ты здесь.

— Все в порядке. Я не против поторчать здесь.

Он улыбнулся кривой улыбкой, к которой я привыкла за последние три года.

— Последний день?

— Да. — Я кивнула. — Последний день.

— Уверен, что буду скучать по тебе. На этот раз я был избалован тем, что ты была здесь так долго. Ты виделась с Еленой?

— Вчера. И я тоже буду скучать по тебе. — Я открыла рот, чтобы сообщить ему, что у меня есть новости. Что у меня будет ребенок. Но слова застряли у меня в горле.

Папа был практичным человеком. Он научил нас любить расписание и рутину. В детстве на кухонном календаре были отмечены все даты маминых поездок, чтобы мы знали, куда она собирается и когда вернется домой.

Он будет задавать вопросы о ребенке. О том, как мы с Тобиасом собираемся справляться с родительскими обязанностями и буду ли я продолжать выполнять свою работу.

Если я собираюсь выдать ему серию «я не знаю», нам лучше сначала перекусить.

— Я подумала, мы могли бы пойти пообедать, — сказала я.

— Конечно. — Он потянулся за своей тростью, поднялся на ноги и помедлил, чтобы восстановить равновесие.

Мы остановились у кафе в городе, в котором я еще не была. Заняв свои места в кабинке, заказали суп и сэндвичи, затем пили воду в ожидании еды.

— Итак, ты снова уезжаешь, — сказал папа, поигрывая салфеткой.

— Ага. — Всегда было трудно покидать Монтану, но сегодня было скорее горько, чем сладко.

— Уже знаешь, когда сможешь ненадолго приехать домой в гости?

— Я пока не уверена. Может быть, через месяц или два? Как только доберусь туда и ознакомлюсь с работой, у меня появится план.

— И что ты строишь на этот раз?

— Фулфилмент-центр (прим. ред.: Фулфилмент-центр — это предприятие, содержащее большие складские помещения со спецтехникой, оборудованием, штатом, транспортом, автоматизированным учетом и т. д.).

— А. — Он кивнул. — Большой?

— Не такой большой, как большинство. Логистика была сложной. И клиенты, э-э… привередливые. Но я готова принять вызов.

— Конечно, готова. — Он ухмыльнулся. — Моя девочка никогда не отступает перед вызовом.

Я поэтому переезжаю? Потому что слишком упряма, чтобы отступить? Или потому, что мне искренне нравится работа?

— Могу я спросить тебя кое-что о маме?

— Да. Я тебя слушаю. — Он кивнул, но в его плечах виднелось напряжение. Напряжение, которое я наблюдала всю свою жизнь, когда речь шла о маме.

— Как ты думаешь, я такая же, как она? — Это был вопрос, который я хотела задать много лет, но не осмеливалась.

— Ты имеешь в виду путешествия?

Я кивнула.

— Да.

— Нет, — усмехнулся он. — Ни в малейшей степени.

— П-правда? — Потому что, когда я смотрела в зеркало, я видела сходство.

— Ева, твоя мама путешествовала, чтобы сбежать от своей жизни. Возможно, из-за меня. Мы никогда не были друзьями. Я думаю, она рано поняла, что, когда она возвращалась домой, это был не ее дом, а мой. Мы не разговаривали. Не смеялись. Мы просто сосуществовали. И я ненавижу, что вы, девочки, заплатили цену за наше безразличие.

Мое сердце сжалось, не из-за нас, а из-за них. Я знала, каково это — быть влюбленным в своего лучшего друга. Чистое волшебство.

— Наверное, не стоит тебе этого говорить, но, когда тебе было два, мы говорили о разводе, — сказал он. — Мишель волновалась, что, если она не сможет возвращаться домой к вам с Еленой, вы полностью забудете о ней. Поэтому, мы договорились о нашем соглашении. Договорились продержаться, пока ты не выпустишься.

— Это, должно быть, было нелегко, — сказала я.

— У меня много накопившейся обиды на твою мать. Это было нелегко, и я думаю… Я думаю, она могла бы приложить больше усилий, чтобы быть дома. Быть частью вашей жизни. Вместо этого она совершала все поездки, которые ей предлагали. Она убегала от всего, что напоминало привязанность.

— Разве это не то, что я делаю? — в мой голос закралось чувство вины.

— Даже близко нет. — Он протянул здоровую руку через стол, накрыв мою ладонь своей. — Ты бежишь, бежишь, бежишь. Ты берешься за каждое задание, которое тебе бросают, и сминаешь его, как пустую банку из-под газировки, предназначенную для вторичной переработки. Но когда ты будешь готова остановиться, ты остановишься.

Была ли я готова остановиться? Это приближалось. Я чувствовала усталость, все большую и большую с каждым движением.

— Мама была здесь несколько дней назад, — призналась я.

— Я знаю, — пробормотал он. — Она приходила повидаться со мной.

— Что? Приходила? Я не знала, что вы поддерживаете связь.

— Не часто. Но когда она в городе, она заходит. Мы говорим о тебе. О Елене. Она узнает подробности о тебе, почти так же, как раньше, когда ты была моложе. Затем отправляется своей дорогой.

Знакомые. Вот так мама прожила свою жизнь, со знакомыми.

Он грустно улыбнулся мне.

— Долгое время я хотел, чтобы Мишель просто… любила нас. Любила меня. Но много лет назад я кое-что понял. Она не создана для глубокой любви. Это не в ее характере. Но в твоем это есть.

Я проглотила комок в горле, изо всех сил стараясь не расплакаться.

— Я надеюсь, ты прав.

— О, я прав. — Он взял ложку. — Как Тобиас?

Я покачала головой, издав сухой смешок. Хорошо сыграно, папа.

— Он хорошо. Мне, эм, на самом деле мне нужно сказать тебе кое-что важное.

— Вы двое снова вместе? — Было больно видеть надежду на его лице. Папа всегда любил Тобиаса.

— Нет. Мы не вместе. Но у нас, э-э… будет ребенок?

Папа моргнул. Вероятно, потому, что я произнесла это как вопрос.