и сейчас. Аня старалась, Яся старалась. Парники, танцоры. А он возьмет и всё похоронит тут?
Четверной флип.
В голову сильно отдало от приземления, но он это сделал. Выехал прыжок, и словил аплодисменты. Тимур неодобрительно посмотрел на трибуны. Ну видят же, что он слабый, куда аплодируют. Собьют!
Саша не думал ни о чём. Пустота. Только информация о том, что нужно сделать впереди. И она не пугала, не отталкивала. Просто была. Существовала. Как и Сурков сейчас.
Четверной лутц.
Тройной тулуп.
На приземлении с тулупа он понял, что всё. Дальше не будет ничего хорошего. Силы покидали тело, он отдал всё на эти два четверных. Нужно было забивать на следующие четверные и делать тройные. Так бы сделал любой, но не Саша. Ещё и с температурой. Он просто не мог думать и знал один способ работать не думая — напролом. Головой в стену.
— Боец, — похвалил его Денис Русланович. Эх, знал бы он, что Саша сейчас чувствует.
Четверной сальхов.
Падать было плохо. Голова кружилась, в какой-то момент его даже замутило. Черт возьми, да за что такая напасть? Саша едва встал, промедлив на несколько секунд. Анна Павловна уже успела подумать, что он и не встанет. А сам Сурков знал, что встанет. Не сомневался.
Он пытался собраться. Собрать мысли в кучу, добить программу хотя бы тем, что осталось. Ведь чтобы обойти первое место нужно не так уж и много?
Четверной тулуп.
Ему не хватило сил, чтобы сгруппироваться. «Разорвало» на двух поворотах. Бабочка. Двойной тулуп получился.
А дальше хореографическая дорожка, в которую Саша попытался вложить всё. Пытался, и жадно хватал губами воздух. Во всех моментах, когда это только было возможно.
Слов не было ни у кого. Непонятно, что в такие моменты-то можно говорить друг другу. Все ощущали примерно одинаковое чувство.
Тройной аксель.
Еле выехал, но стоял на ногах.
Ойлер.
Двойной сальхов.
Сдвоил тройной. Нужно было докатать хоть как-то, потому что сознание начинало уходить. Он натурально терял сознание, но не сбавил скорость ни на секунду. Продолжал кататься. Осталось-то… всего-ничего. Две минуты и всё.
— Ребят, мне кажется? — обеспокоенно спросила Яся, разрушая тишину.
— Смотря про что ты говоришь, — сегодня Тимур был куда разговорчивее.
— Он прямо там сейчас и упадет.
Четверной лутц.
Как он его выехал — вообще черт знает. Это были последние волевые силы, потому что дальше он даже ехал едва ли. А впереди ещё дорожка шагов.
Плясали черные пятна. Ломота в мышцах и костях не давала делать всё в полную силу. Тошнота поднималась с каждым движением. А голова гудела так, словно он находился на очень шумном вокзале.
Во вращениях всё становилось хуже. Они были медленнее, чем обычно, но всё же достаточно скоростными.
Тройной флип.
Одинарный тулуп.
На большее сил не хватило. Как хорошо, что всё заканчивается. Дорожка шагов и он сможет сойти со льда.
Люди на трибунах уже плакали. Всё было плохо, не так критично, как могло быть, но то, что Саша держался из последних сил, было видно вообще всем. Страшно было о таком даже предположить, но сейчас надежды были не на высокие баллы, а на то, что Саша прямо сейчас не упадет в обморок.
Музыка закончилась. Саша замер на месте, пытаясь надышаться. Ему хлопали. И он даже это слышал. Но так же слышал как бьется его сердце и чувствовал дрожащие руки и ноги.
— Александр Сурков!
Поклон был совсем неглубоким, иначе он бы не смог удержаться на ногах. Впервые он проигнорировал игрушки и просто проехал к тренерам. Если это можно назвать выпал, то да. Он выпал в руки Анне Павловне, придерживаясь за бортики, чтобы не раздавить тренера.
— Тише, тише… В медпункт? Саша, пошли.
Он помотал головой. Сил говорить не было. От чехлов отмахнулся, просто не мог наклониться, чтобы их надеть. Ушаков придержал его сбоку, не обременяя лишними комментариями. Саша обычно в любых ситуациях не любил, когда его держат, но сейчас свалился в сторону Ушакова ещё больше.
— Молодец! — с трибуны команды кричали особенно громко. Сговорились и поддерживали Сашу как можно громче. И причём все прекрасно понимали: они не будут золотыми. Саша даже не второй.
В КиК Саша практически растекся. Некоторое время пытался собраться, но потом забил на это. Слишком плохо.
ALEXANDER SURKOV [RUS] FS [5]: 174.39
— Пиздец.
Саша моргал и пытался прогнать идиотские слёзы слабости. Он всё испортил.
Следом вылезла табличка с баллами стран.
Бронза. Они бронзовые.
Саша опустил голову вниз, пытаясь собраться. Он подвел команду. Черт возьми, подвел команду.
— Ну всё, хватит, — Тимур поднялся с места, направляясь к Саше.
— Он болеет, нельзя к нему подходить, — Яся дернула его за рукав, пытаясь остановить. На неё даже не обернулись.
— Брат, — Тимур спустился очень быстро, — Ты молодец.
«Да уж. После такого сегодня завтра уже нет. И не имеет смысла».
Отключился Сурков уже в номере. У него есть едва ли пять дней на то, чтобы восстановиться. Как жаль, что про это он не подумал. Оставалось надеяться на то, что к нему в номер решит кто-то заглянуть.
На награждение он не вышел. А страна впервые за пять Олимпиад стала не первой в командном зачете. Тем не менее, ни один из ребят не показывал того, что мог быть недоволен такой медали. Саша боролся до конца.
Часть 17. Женщины. Короткая программа
Александр Сурков не вышел на тренировку 10 февраля.
Сурков не появился ни на одной из тренировок после командного турнира. Снятие?
Тимур и Дима тренируются на льду вдвоём. Что это значит? У России нет запасных?
Новости проносились с огромной скоростью. Опросили уже вообще всех — и кто знал ситуацию, и кто не знал. Денис Русланович комментариев не давал, парней тоже настоятельно просили молчать. Ничего было непонятно. И выйдет ли Саша на лёд тоже. Стабильно высокая температура, отсутствие на тренировках. И это видели все.
* * *
Аня думала, что это раньше она волновалась. Нет, всё, что было раньше, это полная ерунда. Волновалась она сейчас. Когда стояла перед зеркалом и истерично пыталась застегнуть на себе соревновательное платье. Руки дрожали, зацепить маленький замочек никак не удавалось.
Попасть в шестнадцать лет на Олимпиаду не было её мечтой, но другого шанса уже не было бы. Оказывается, мало удачно тренироваться, нужно ещё и родиться в подходящий момент. Следующая Олимпиада была бы в её двадцать и, глупо отрицать, в двадцать лет твоя форма хуже, чем в шестнадцать. Точнее,
