сбрасывал, шелом… и ничегошеньки потом на берегу не нашел.
– Значит, мавки уволокли.
– А плащ не тронули?
– Плащ-то им зачем? – так искренне удивилась ведьма, будто каждый дурак сие разуметь обязан.
Плащ не нужен, а железо на дне – в самый раз.
– А ты…
Договорить Руслану не дали.
Не понял он, чары то были или ловушка хитрая, но бревно появилось в воздухе словно из ниоткуда и смело его с коня с такой силой, что внутри что-то хрустнуло.
«Вот уж где колонтарь бы пригодился», – отрешенно подумал Руслан, и черная гора, о которую он ударился здоровым виском, кажется, затащила его в свои недра.
Глава III
Их было трое, и узлы они вязали отменные – Фира уже все запястья стерла, а веревку ни на волосок не ослабила.
И ведь ее-то они даже не очень старались обездвижить – так, обмотали слегка и у камня бросили, – каково ж тогда Руслану придется, когда он очухается и попытается освободиться? Ему и руки за дерево завели, и тело к стволу привязали, и ноги скрутили так, что он теперь скорее на гусеницу походил, чем на человека. Еще и рот заткнули тряпкой и поверх платком затянули, словно знали, что князь первым делом гневно орать начнет.
Догадливые…
Заорать ему не удалось, а вот мычание получилось вполне грозным.
– О, пришибленный проснулся, – обрадовался рыжий бородач, и ввысь, и вширь одинаковый.
Из троицы татей был он самым мерзким на вид и притом самым улыбчивым и неустанно являл миру покосившиеся гнилые зубы.
– Как раз вовремя, – кивнул второй, чуть повыше, чуть поуже и много красивее.
Если можно счесть красивым пегого мужичка, усеянного проплешинами, что шапка мухомора пятнами.
– На кой он нам сдался? – проворчал третий, самый молодой и невзрачный из них.
Ни волосы его русые, ни лицо простецкое будто нарочно в памяти не застревали, и всякий раз, отворачиваясь, Фира понимала, что уже ничего о нем и сказать-то не может.
Ну разве что обругать за это нелепое нападение.
Пожалуй, ей повезло ехать позади. Поймала б грудью подвесное бревно, как Руслан, и закончился бы на том ее героический путь. А так всего лишь наземь грохнулась, когда испуганный конь на дыбы встал, после чего получила удар по темечку, мешок на голову и несколько верст тряски на животе поперек седла.
С другой стороны, для Руслана день незаметно пролетел, а Фире пришлось час за часом терпеть шуточки похабные и вонь, когда плешивый склонялся к ней, дабы рассмотреть получше, и силиться не сойти с ума от неизвестности.
Последнее особенно угнетало, так что Фира тоже с удовольствием послушала бы, на кой она и Руслан сдались разбойникам. Может, и сама бы спросила, рот-то ей отчего-то не заткнули, но была слишком занята веревками и попытками призвать силу.
Только вот земля молчала, как ни вонзала она в нее пальцы, как ни утыкалась в траву лбом, носом и губами, сколько ни шептала тайные слова. Весь мир молчал, и проклятый дар с ним вместе – не то Фира выплеснула все у озера и в поле, когда полудницу отгоняла, не то змей подгорный не давал развернуться.
Как бы там ни было, выход другой предстояло искать.
Когда Руслан замычал и задергался, она с трудом оттолкнулась связанными руками, села и, к валуну боком привалившись, в который раз огляделась.
Поляна лесная не особо изменилась с тех пор, как их сюда привезли на закате, разве что солнце окончательно спряталось, и горел теперь посередке костер, превращая и без того не самые приятные лица разбойников в жуткие маски, а плавное покачивание теней – в пляску чудовищ.
Пахло мясом, явно жженым и вряд ли вкусным, но нутро сжалось и заворчало от голода. Пить тоже хотелось, и про бурдюк седельный вспомнилось, а следом – и о вороном да Буране. Не видать их было у деревьев, где дремали горбатые и тощие кони татей, и вообще нигде не видать. Не ржал, не храпел никто во мраке леса – и если вороной как Фиру признал, так и к кому другому мог потянуться, то Буран точно без боя не сдался бы.
И коли нет его тут…
Фира ком горький сглотнула и повернулась к Руслану.
Тот все еще боролся с путами, извивался, и гневный взгляд его в отблесках костра пугал сильнее, чем разбойники. Отчего-то казалось, что именно на нее он злится, ее винит в пленении и собственной беспомощности, ее готов растерзать.
Впрочем, когда бывало иначе?
– Не трепыхайся, гридь, – посоветовал ему бородач и под ноги себе сплюнул.
Сидел он, как и плешивый, на поваленном дереве у огня, тогда как молодой за их спинами взад-вперед расхаживал.
– Детель у нас к тебе имеется, – продолжил бородач. – Сдюжишь – и ристай дальше, куда ристал, скупь с девкой своею.
– Эй! – возмутился молодой, остановился даже, плечо его стиснул.
– Не лезь, ослоп, – прошипел бородатый, руку его стряхнув. – Все я помню, не о том сейчас…
Похоже, это юного татя успокоило, а вот Фиру, напротив, только растревожило.
Она, конечно, прислушивалась к их тихим разговорам, но не могла теперь припомнить ничего, что касалось бы ее напрямую. Так, чушь всякая: кто хворост пойдет собирать да какая мошкара нынче приставучая. Потому, если и пообещали мужики отдать пленницу молодому, это случилось много раньше, не на поляне.
Плешивый на миг их краткой перепалки глаза ладонью прикрыл, покачал головой и поднялся:
– Оба умолкните. Недоумки…
Затем обошел костер и перед связанным Русланом замер, загородив его, избавив Фиру от взгляда злобного. Даже полегчало ненадолго… Но и лица разбойника теперь не видно стало, а голос его словно к самой земле опустился, что листва под ногами зашуршал, и пришлось затаить дыхание, чтобы не пропустить ни слова.
– Дельце плевое для такого, как ты. Обернешься быстро – и заберешь свою подстилку стриженую. Ну пощиплет ее малой в кустах, явно не он первый, зато оба живыми уйдете.
Замечательно.
Взор дымкой багровой заволокло, нутро задрожало, а сердце загрохотало так, что Фира чуть главное не прослушала. О том самом дельце, за которое Руслан, верно, возьмется, раз уж это путь к свободе. Нет, даже мысли у нее не возникло, что он ее тут бросит, – выручит наверняка, но вряд ли будет сильно переживать, если за то время Фиру кто-нибудь «пощиплет в кустах».
«Явно не он первый…»
«Не маловат он для твоих утех, принцесса?»
– Девка у тебя ученая, знатно ты ее натаскал, не визжит, не плачется, не бранится. Думал уж, безъязыкая, но проверил: на месте всё. – Плешивый на корточки присел, склонил голову набок, по-птичьи, и продолжил: – На месте и останется, чтоб и дальше тебя ласками радовать, но токмо если в нору змеиную сходишь и кой-чего оттуда принесешь.
Вот оно.
Фира едва не расхохоталась и так резко на камень откинулась, что затылок прострелило болью.
«Согласится, дуралей», – простонал внутренний голос.
«Или, едва развяжут, в драку кинется», – подумала Фира, так и не решив, сама с собой она спорит или кого другого в уме пригрела.
«В драку? В драку – это хорошо… только без князя обойдемся».
Голос притих, не успела она осмыслить слова странные, а плешивый меж тем распрямился и к огню отступил, позволяя вновь посмотреть на Руслана, все такого же злого, но неподвижного, будто задумчивого даже.
– Меч и конь, как понимаешь, тоже с нами останутся, в лесу сокрытые. Коли не за лядью своей воротишься, так за ними. – Разбойник на прежнее место подле бородатого сел и ладони озябшие к костру протянул. – Помычи, как устанешь с вервью возиться, распутать-то все равно не получится. А мы пока отдохнем слегка да позабавимся…
* * *
Тени скользили по лицу ведьмы, прятали ее, но Руслан видел, что она пялится в пустоту, не моргая, словно боится и на сиг веки сомкнуть. А вот одежду рассмотреть не мог, как ни старался. Не появились ли на грязной рубахе новые пятна, не ранена ли, непутевая…
Ноги ей едва скрепили парой витков веревки, руки связали спереди, так что позволяли путы устроиться поудобнее, но вместо этого ведьма как-то неловко к камню огромному привалилась, перекосилась вся.
И это злило. Не само ее положение, а вид слабый, растерянный. Как будто и не ведьму тати схватили – принцессу заморскую! – а и впрямь простую гулящую девку, с которой можно всласть
