их парням, а Палачу… ему в первую очередь.
Выбираемся из дома в десять. Мы всю жизнь отдыхаем на одном и том же пляже в двадцати километрах от города. Там почти никогда не бывает туристов, да и в целом большого скопления людей, так что дышать можно свободно.
После поездки в электричке мне хочется уйти под воду с головой. Глядя на водную гладь, я вижу абсолютный штиль, внутри же меня — продолжает бушевать ураган по имени Артур Палачёв.
Я порывисто сдергиваю с себя футболку и шорты, пока Никита втрамбовывает в гальку ножку зонтика, а мама возится с подстилкой. Галька больно впивается в босые пятки, но как только прогретая за летние дни вода смыкается над головой, думать становится тяжело.
Я люблю море. И свой город. Я никогда не стремилась уехать. В отличие от моего отца или друзей, я не ищу другой дом, только свое место здесь, в этом городе.
Вода омывает мои стопы, когда, сидя на берегу, смотрю на приближающийся закат.
Спину вдруг обдает потоком воды и, вскочив, я ору на брата:
— Дурак! У меня нет другой футболки!
Я успела снять купальник и переодеться. Спина насквозь мокрая, ткань липнет к телу.
Никита хохочет, сложившись пополам, а я сгребаю в кулак гальку и швыряю в него, прямо как в детстве.
Это ужасно невоспитанно, так же считает расположившаяся неподалеку женщина, которая изображает на лице гримасу.
— Яна! — цокает мама.
— Как мне теперь ехать? — спрашиваю раздраженно.
Рассудив, она вздыхает и говорит:
— Поедем на такси.
— Дорого.
— Сегодня можно, — улыбается она расслабленно.
Даже вымотанная этим днем, лежа в кровати ночью, я опять не могу уснуть, но мой организм получил достаточно витамина D, чтобы утром я чувствовала себя бодрой и готовой до вечера проторчать на ресепшене.
Проходя мимо своей «Веспы» во дворе, бросаю на нее обреченный взгляд.
Я не решила, что с ней делать — продать или попытаться отремонтировать, утешает лишь то, что я приобрела ее за смешные деньги. Она древняя, хоть ни разу меня не подводила и существенно облегчала жизнь, а теперь мне приходится трястись в автобусе.
Если я думала, что моя голова решила дать мне отдохнуть, — напрасно, ведь внутренности делают невообразимый кульбит, когда почти в восемь вечера в двери «Четырех сезонов» заходит Рафаэль… Рафа…
Взгляд мечется между ним и входной дверью. Затылок становится влажным, даже несмотря на то, что через стекло видно: за дверью больше никого нет. Я должна бы радоваться, но внутри все обрывается, ведь в этот момент мне окончательно становится понятно — я готова извиниться!
Друг Палача бодро шагает через холл, одетый в шорты с нашивными карманами и белую футболку. На красивом лице умиротворение. Остановившись напротив, он добродушно говорит:
— Привет, пропажа.
Я не планировала создавать ему проблемы, но, если создала, перед ним мне тоже стыдно.
— Привет… — отвечаю, глядя на него исподлобья.
Он рассматривает меня так, словно подзабыл, как я выгляжу. Как и в первый раз, с интересом и весельем во взгляде, изучает и спрашивает:
— Как дела? Все окей?
— Да… а у тебя?
— У меня зе бест.
— Я обычно не порчу вечеринки, — говорю ему тихо. — Это все не специально…
Улыбнувшись уголком губ, он кладет на стойку предплечья.
— Да ладно. Не заморачивайся. Все же нормально закончилось. Да?
— Да… — прячу от него глаза. — Хочешь какой-то определенный шкафчик?
Наклонившись, достаю из-под стойки полотенце, но парень меня останавливает, говоря:
— Я не на тренировку.
— Нет?
Качнув головой, он секунду раздумывает, потом разминает шею и говорит:
— Завтра наверху диджейский фестиваль, там мой брат играет, кстати. Будет весело. Если есть желание, подгребай.
Сказав это, он кладет на стойку два флаера. На них штрих-коды, и я понимаю, что это билеты на концерт. Их два. В моей голове уже закручиваются вопросы, но, прежде чем формируются во что-то внятное, я поднимаю на парня удивленный взгляд.
— Возьми с собой кого-нибудь, — поясняет.
— Я… подумаю, спасибо.
Кивает.
Что это значит?! Черт…
— Ты тоже там будешь? — спрашиваю напряженно.
— Ага. Собираюсь.
— А кто еще?
— Да вся тусовка. Ну и еще человек сто примерно, — улыбается. — Ладно. Мне пора.
Оттолкнувшись от стойки, так же бодро испаряется, а я смотрю ему в спину круглыми глазами до тех пор, пока дверью не хлопает.
Глава 26
Голова Никиты вращается во все стороны, когда охрана концертной арены пропускает нас внутрь. В коридорах прохладно и гремят отзвуки музыки — дикий контраст с тем, что происходит на улице. Там все еще палит солнце и гудят машины. Мероприятие, на которое мы с братом притащились в такую даль, четырехчасовое, и длится уже больше часа.
Не знаю, что творю.
Может, мы зря сюда приехали, но есть возможность хотя бы весело провести время. Что-то подобное мы с Никитой посещаем впервые. По крайней мере, впервые посещаем что-то подобного размаха, ведь эта арена размером с небольшой стадион.
Билеты, которые нам достались, не на танцпол. Они в отдельную зону, где есть бар и места для отдыха. Я поняла это, когда вчиталась в скачущие перед глазами буквы.
Свой сектор мы находим быстро, здесь повсюду охрана, и заблудиться просто невозможно.
Когда толкаю безликую металлическую дверь, музыка и атмосфера обрушиваются со всех сторон. Мы тормозим и топчемся на месте у входа, пока по глазам режут лучи разноцветных прожекторов.
— Офиге-е-нно… — Никита стримит все на телефон: танцпол внизу, купол потолка, себя.
Схватив его за локоть, прошу:
— Не отходи от меня далеко.
— Ну чего ты начинаешь? — дуется. — Мне что, пять лет?
— Я не хочу тебя здесь потерять и потом искать до вечера.
— Ну на веревку меня привяжи, — отмахивается, направляясь к парапету, с которого вся арена как на ладони.
Выдохнув, я поправляю сумку. На мне платье до колена в мелкий цветочек и с «фонариками» на плечах, и после прогулки под палящим солнцем хлопок немного липнет к телу. Дуновение сквозняка, которое обдает колени, — блаженство.
— Юх-у-у! Я в Дубае!
Никита кривляется на камеру, а я осматриваюсь.
Прежде чем это сделать, мне приходится перевести дыхание. Мы добирались целую вечность, но все это не имеет значения, здесь слишком атмосферно, чтобы можно было думать о том, что осталось за дверью.
Нельзя сказать, что и до этого я думала много. Скорее… считала часы, потому что внутренний мандраж скрутил меня в бараний рог с тех пор, как Рафа вышел из дверей «Четырех сезонов».
Я переворошила свой шкаф, десять раз изменив выбор одежды. И
