class="p1">Еще один пинок Амаль заставил его протянуть пожилой женщине руки по восточному обычаю. Она схватила их и на удивление крепко пожала. А затем что-то сказала по-амхарски.
— Мама говорит, что ты очень похож на нашего отца.
Перевод Зои ударил его под дых. Он так и вспыхнул.
— Это правда, — добавила Зоя.
Ее мать снова заговорила.
Послушная дочь перевела.
— Она говорит, что видит в тебе копию нашего отца в молодости.
Мансура бросало то в жар, то в холод. Он почувствовал приступ паники. Ему было нечем дышать. Перед глазами носились черные и красные точки. Ему нужно успокоиться. Но он не мог. Он чувствовал, что отключается. И все потому, что Зоя и ее мать считали, что он похож на своего отца.
И тут ему на помощь пришла Амаль. Она коснулась его руки и заставила Мансура повернуть голову в ее сторону. Сквозь звон в ушах он услышал, как она сказала:
— Мой отец говорил мне, что я похожа на маму. Это странное чувство, не так ли? — Она округлила глаза и с безмятежной улыбкой осмотрела присутствующих. — Для любого. Смотрю на кого-то, а вижу кого-то другого.
Она сжала его руку, а затем убрала свою.
Мэнни удержался, чтобы снова не схватить ее за руку. Вместо этого, решительно переводя взгляд с Амаль на стол, уставленный едой, он сказал:
— Мы должны поесть, пока все не остыло.
— Да, давайте поедим, — подхватила Амаль.
Ее жизнерадостный тон рассеял гнетущую тишину, воцарившуюся после того, что он сказал.
Мэнни методично жевал и глотал, не чувствуя вкуса еды и думая только об одном — как бы не сорваться.
К тому времени, когда с едой было покончено, он был готов покончить и с этим вечером.
— Хочешь десерт и кофе, Амаль? — Зоя и на него тоже бросила быстрый взгляд.
Мэнни нахмурился. Он подтолкнул Амаль локтем. Она закрыла рот, и ее улыбка исчезла, когда она обменялась с ним многозначительным взглядом. Они поняли друг друга.
— Боюсь, нам пора. У меня рано утром деловая встреча, — произнес Мансур.
— Тогда в следующий раз, — с готовностью согласилась Зоя. Ее улыбка была вежливой, но напряженной.
Амаль слабо ей улыбнулась:
— Да, я надеюсь, что мы сможем встретиться снова.
Мансур стиснул зубы, в нем поднималось раздражение.
— Пойдем, — почти скомандовал он.
Затем удивил их обоих, взяв ее за руку и потянув за собой. Она охотно пошла к выходу, подстраиваясь под его быстрые шаги.
На улице он отпустил ее руку и поспешно зашагал вперед. Амаль едва за ним поспевала, но ничего не говорила.
— Ты сердишься? — спросил он.
— Нет, — ответила она. — Мне просто грустно.
Он резко остановился. Амаль тоже. Мансур долго и пристально смотрел ей в лицо. Наконец спросил:
— Почему?
— Я заставила тебя пойти на этот ужин. Теперь понимаю, что поступила опрометчиво. — Амаль покаянно вздохнула. — Я надеялась, что тебе полегчает, когда ты с ними познакомишься, но оказалась не права. И это не твоя вина. — Она подняла на него глаза. — Ты оказался в труднейшей ситуации и справился с ней гораздо лучше, чем я ожидала.
Амаль могла бы об этом и не говорить. Он знал, что она ожидала от него вспышки гнева во время ужина.
Неужели его дискомфорт был настолько очевиден?
Мансур криво усмехнулся. Кого он обманывает?
Он из кожи вон лез, чтобы не сорваться. И сейчас радовался, как ребенок, что ноги уносят его все дальше от ресторана и воспоминаний об ужине, на котором не хотел присутствовать.
Амаль пошла вперед, и Мансур двинулся следом.
— Что ты там говорила, что, по мнению твоего отца, ты похожа на свою мать… — Он замолчал и дал ей возможность решить, хочет ли она делиться этим соображением дальше.
Амаль улыбнулась, хотя и с оттенком грусти, и кивнула:
— Это правда. Он часто повторял это, когда я была младше. — От эмоций у нее перехватило горло, и она едва слышно произнесла: — Когда моя мама была жива.
— Ты помнишь?
Он спрашивал ее о чем-то подобном, когда она говорила о своих личных причинах построить больницу в Харгейсе. Амаль сказала ему, что ее детские воспоминания возвращаются с обнадеживающей скоростью. Многие из ее взрослых воспоминаний оставались размытыми.
Тем лучше для него, подумал он сначала. Однако теперь, проведя с ней пять дней и осознав, что он все еще неравнодушен к этой пылкой и великолепной женщине, Мансур признал, что тот факт, что она не помнит о его неудачном предложении руки и сердца, его не утешает.
— Мои воспоминания, конечно, отрывочны, — произнесла Амаль.
Ее голос гипнотически действовал на Мансура, его разум затуманивался, когда он слушал ее.
Она снова вздохнула, и ее голос дрогнул.
— Позже было трудно вынести это сравнение.
Она имела в виду — после смерти ее матери.
— Естественно, — пророкотал он.
— А он снова напомнил мне об этом, когда навестил меня после моего выхода из больницы. Мансур резко остановился и схватил ее за плечи.
— Мансур?…
Его имя слетело с ее губ, глаза округлились, и свет уличного фонаря не скрыл ее любопытства. По крайней мере, от удивления с ее лица исчезла печаль. Мансур не хотел, чтобы она грустила. Он любил ее непринужденные улыбки и ее умение радоваться самым простым вещам.
Он любит ее.
— Твой отец не должен был этого говорить, — процедил он.
Амаль пожала плечами:
— Мне было больно это слышать, но я не помню ее отчетливо. У меня остались фотографии. А отец любил мою мать. И возможно, в какой-то момент он даже заботился обо мне и моих братьях, потому что ему нужно было заглушить душевную боль, которая приходит с потерей любимого человека. — Амаль схватила его за запястье и сжала. — Мы ничего не можем поделать с тем, если на кого-то похожи.
— И все же он не должен был так говорить, — проворчал Мансур.
В этот момент Амаль прижалась к нему и, приподнявшись на цыпочки, обняла за шею. Мансур не растерялся и тоже сжал ее в объятиях. Обнимать Амаль было так приятно. Она готова была мир перевернуть ради него. Со стоном он уткнулся в ее хиджаб, жадно вдыхая духи с ароматом уда.
Она растворилась в нем и мурлыкала от удовольствия. И это не игра воображения. Все происходящее реально.
Титаническим усилием воли Мансур прервал объятие и заглянул в эбеновую глубину ее глаз. Он едва сдерживался, чтобы не признаться ей в любви.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, Амаль.
Она тоже не отрывала от него пристального взгляда. Что, если она чувствует то же
