— Вообще-то, — снова подал голос бородач, — все это— новое с примесью старого.
— Ну почему же, Бенуа? — спросила Валери Кассен.
— Да потому что, если вглядеться повнимательнее, отбросив весь этот технологический и апокалипсический бред, видно, что под всем этим скрывается легенда о Фаусте.
— Да, но мы не продаем душу дьяволу в обмен на вечную молодость и власть, Бенуа. Дьявола больше нет!
— Да почему же нет, Валери! Дьявол — это машина.
— В легенде не было речи о том, чтобы создавать дьявола собственными руками.
— О, ну это зависит от того, как прочитать! Дьявола нет лишь потому, что мы стали уже достаточно взрослыми, чтобы разнести все в клочья без него. Вот и все.
— А остальное: «Животное— это машина./ Звезды — это машины», что вы об этом скажете? —) спросил Брюс, вынырнув наконец из своих размышлений.
— Это вопрос определения, — ответила Кассен. — Вообще все, что использует энергию для производства работы или распоряжается информацией в соответствии с собственным набором логических правил, является машиной. Даже если это не создано человеком. Можно определить звезды как естественные машины, использующие собственную энергию для производства света. Немного утрируя, я могу сказать, что мозг, посылающий информацию от нейронов к нейронам, это такая же работающая машина, как компьютер.
— В таком случае, собака также является «биомашиной»! — пояснил бородач. — Доказательство: японцы скопировали естественную модель и с прошлого года продают роботы собак, обладающие бесспорным достоинством: они не гадят на тротуарах. Чудо современности и цивилизации!
— От этого лишь один шаг до утверждения о том, что вселенная— это гигантская машина, — сказал Брюс.
— Вижу, вы все отлично поняли, майор, — добавила Валери Кассен.
— Да, но остается проблема осознания, — возразил бородач. — Я знаю, что существую, но осознает ли свое существование робот?
— Судя по всему, как только мы проникнем в тайну функционирования мозга и сможем воспроизвести его, машина естественным образом обретет эту способность.
— Как это, Валери?
— Ведь в конечном итоге сознание— это, может быть, всего лишь очень совершенная форма функционирования мозга. Если это так, то ее можно расшифровать. Нужно лишь время. И деньги. А в сфере наук о мозге долларов хватает.
Они молча допили кофе. Бородач предложил выпить чего-то покрепче, аргументировав это тем, что следует торопиться, пока не вымер род человеческий. Валери Кассен и Мартина Левин выбрали коньяк, и Брюс счел своим долгом последовать их примеру. Посмотрев через бокал на деревья, он сравнил золотистый цвет напитка с цветом листьев, потом сказал себе, что настало время перейти к пленке Женовези.
— А что, если я дам вам послушать отрывки голосов? По-моему, вы оба настроены поработать.
— Что до меня, я— за, дружок! — ответил бородач.
Брюс включил магнитофон, и профессорская чета, не переставая потягивать коньячок, сосредоточилась на записи. Брюс обратил внимание, что Левин не притронулась к бокалу. Она заметила его взгляд и выпила коньяк. В три глотка. Брюс представил себе, что лежит вместе с Левин в окопе, оба вооружены лазерными ружьями. На фоне пейзажа цвета крови и коньяка. Небо озаряется голубыми молниями, розовыми вспышками огня, издали доносится тревожный звук трубы. Земля содрогается. Они с Левин стреляют по роботам, стремящимся расправиться с человечеством. Он отпил глоток и признался себе, что просто слегка изменил сцену из «Терминатора-2».
— Да, я помню этого слушателя, — сказала Валери Кассен, — Он производил впечатление человека, разбирающегося в материале. Но кроме этого…
— Что «кроме этого»? — спросил Брюс.
— Не знаю, что я могла бы вам сказать. Один из многих слушателей. Ночная атмосфера. Люди предаются фантазиям перед тем, как выпить ромашкового чая и лечь. А назавтра все идут на работу.
— А мне хотелось бы послушать еще разок, — сказал бородач.
Брюс перемотал пленку, нажал на «пуск». Посмотрел на Левин — ее лицо оставалось бесстрастным. Как у Арнольда Шварценеггера в фильме. Я стану будущим лидером восстания людей. Она станет Терминатором, пришедшим из будущего, чтобы спасти меня.
— Я уже слышал этот голос, — сказал бородач, когда зазвучал отрывок из передачи «Генетически модифицированные продукты: когда тарелка вызывает страх».
— Где именно?
— Вот в этом-то и загвоздка.
— По телевизору? — попыталась помочь Левин.
— В кино, в театре, в метро, в университете? — вмешалась Валери Кассен.
— На улице, в супермаркете, по радио? — спросил Брюс.
— Но ведь это запись с радио, так? — спросил бородач.
— Да, но я имею в виду другое радио, не «Франс-интер», — уточнил Брюс.
— Это крутится у меня в голове. Звучит в ушах. Ах ты, боже мой, ну конечно! По телевизору, вот где. Да, да, по телевизору.
— Ты что, смотришь телевизор, Бенуа? «Арт»?
— Нет, «Арт» я не смотрю. Я смотрю каналы, где показывают американские сериалы.
— Это что-то новенькое, Бенуа.
— Ничего нового. Меня всегда привлекала поп-культура. Это помогает расслабиться.
— Она не так уж плоха!
— Все, вспомнил! Сериал называется… «Тротуары Лос-Анджелеса». И я почти уверен, что этот голос принадлежал главному герою. Дэну Роджерсу, лейтенанту полиции Лос-Анджелеса. Красивый парень, забавный, умный, но, по мнению его девушек, чересчур зацикленный на своей работе.
— Бенуа! В жизни бы не подумала, что ты смотришь такую бредятину!
12
Клуб, где играют японскую музыку техно. Лейтенант Дэн Роджерс, немного похожий на Брэда Питта, танцует с роскошно сложенной рыжеволосой девушкой. Пучки лазерного света скользят по морю людских голов. Камера снимает вид сверху, затем резко ныряет вниз. Роджерс обнимает девушку, что-то шепчет ей на ухо. Она откидывается назад и дает ему пощечину. Роджерс потирает щеку, издает восхищенный свист, потом расплывается в улыбке. Девушка нервно танцует, резко останавливается. Неподвижно стоит среди погруженной в транс толпы. Крупный план— ее глаза, полные слез. Камера отъезжает, мы видим спину Роджерса, который приветствует охранника клуба и выходит. На часах — половина шестого.
Дэн Роджерс садится в машину. Достает из бардачка пистолет, закрепляет его на поясе, надевает куртку, трогается. Голос с азиатским акцентом, звучащий из динамика, дает понять, что ему предстоит встреча с коллегой в чайном домике в китайском квартале.
Роджерс паркуется, поднимается по лестнице, над которой мигает неоновая вывеска «Птичий рай».
Роджерс входит в просторное помещение, где за столиками сидят одни китайцы. Все выглядит мирно: игроки в маджонг пьют чай. Камера скользит по птицам в клетках, висящих под потолком. Посетители приходят со своими клетками, ставят их на столики. Роджерс подходит к невозмутимому метису: