а знаю, важные люди рассказывали, — Сява перепрыгивал от одного куста к другому, пробуя растительность на зуб. — Горькая, — констатировал он. — Солёная. Ой, я-я! Жжётся!
— Брось ты её жевать, — сказал Кнут. — Отравишься. Пойдём лучше город искать.
— Да, да. Надо город искать, — поддакнул Культя. — Мы сюда не траву есть пришли, а тыквочки и орехи.
— Вот вроде бы ничего. — Попрошайка замолотил челюстями. — Нет. Эту я уже пробовал. Солёная. К пиву бы пошла. А так — тьфу.
— Ладно, ты тут хавай траву, а мы пойдём искать город, — сказал Кнут. — Вперёд!
— Вперёд, товарищи, вперёд! — заторопился Сява, между словами оттирая язык рукавом. — Только вперёд!
С каждым шагом становилось всё жарче. Сказывалась усталость, да и солнце прочно зависло в зените. Редкие бабочки, всполошено трепыхая крыльями, носились от цветка к цветку. Сява поймал одну, попробовал на зуб, но только перемазался белой пылью.
— Нет в ней мяса, — сделал заключение попрошайка.
— Припёрлись на юг, вот и обжираемся, — язвил Культя.
— Ничего, найдём город, а там-то уж отъедимся, — бодро тараторил Сява. — Так поедим, что и думать о еде забудем. Я столько съем, столько! И ещё раз столько.
— Смотри не обделайся.
— А вот и хотя бы… Главное, успеть сдать Кал куда следует, то есть в горшок, а не сбросить в штаны, как некоторые.
Культя оскорбился и замолчал.
— Хоть бы встретился кто. Может, мы не туда идём, — жалобно проговорила Вася.
— Тропинок не видно, — вздохнул Кнут.
— Высохла земля, вот все и шляются как попало, — сказал Сява. — Не по стежкам-дорожкам, а как кому в голову взбредёт.
— Юг, — хмыкнул Культя. — Вот у нас по любой тропинке или в город придёшь, или на свалку, или в деревню.
— Ладно, переночуем, а завтра город найдём, — уверил всех попрошайка. — Точно найдём. На юге много городов. Больше, чем у нас. И как только мы город найдём, как объедимся вволю тыквочками, так вы сразу и заговорите, вот, мол, какие мы молодцы, что заявились сюда. А это я вас агитировал, я вас привёл. Мне каждый из вас в знак благодарности по тыквочке должен будет преподнести. В знак уважения. То есть, симпатии. Иначе говоря — расположения. Или почитания. А, может быть, даже благоговения. Выбирайте сами…
— Земля-то здесь какая горячая, — заметил Сява, укладываясь спать. — Вот вам и юг. Не надо норки искать или в мусор зарываться. Лёг на землю и спи. А хочешь, чтоб помягче было, можно её подрыхлить. Хорошо!
Никто не поддакивал, и попрошайка притих. Ночь наступила рано. Запахи чудных, но несъедобных трав щекотали ноздри. Назойливо стрекотала ещё никем не съеденная козявка. Или она была слишком ловкой, или ядовитой.
Культя лежал на спине и смотрел в небо. Проня вроде бы потеряла к нему жгучий интерес, а, может быть, как и все, думала о еде.
— Ты в меня не кончай, — послышался шёпот Васи.
— Так куда ж, в траву, что ли?
— Вот, дурень. Да в рот мне. Зачем добру пропадать?
«Умная», — с завистью подумал Культя.
Проня неожиданно закашлялась, брызнула слюной.
— Будем её южанам предлагать, — зашептал предприимчивый Сява. — В обмен на тыквочки.
— Найдёшь дураков, — скривился Культя.
— Зачем дураков. Мы ею будем угрожать. Давай, мол, тыквочки, а то познакомим. Здорово? А? Не глупо?
Критик не отвечал. Ему хотелось есть и ещё чего-то непонятного, но хорошего. Может быть, счастья?
14
Под утро сон голодных путников прервал чей-то крик. Первым вскочил осторожный Сява. Он ошарашено повертел головой, но никого не увидел. Кнут тоже приподнял голову и вопросительно глянул на попрошайку. Тот пожал плечами, ещё раз осмотрелся, потом опустился на колени и стал жевать траву.
— Э-э-а-а-а! — протяжный вопль разбудил всех остальных.
В сторонке, невдалеке от их лагеря, умирал человек. Он уже не мог разговаривать, только пучил глаза, весь трясся и временами сильно кричал. По-видимому, он приполз сюда ночью — след от сломанных растений тянулся к северу.
Партбилета при нём не оказалось, все пугливо отпрянули и назидательно посмотрели друг на друга. Теперь предстояло дождаться конца и попробовать реализовать труп с максимальной для себя выгодой. Можно было, конечно, ускорить процесс умирания — придушить бедолагу или стукнуть камешком, но на такое мудрое деяние никто не решился.
— Вот вам и юг, — заливался Сява, уплетая вторую полосатую тыквочку.
— Вкус у неё какой-то странный, — осторожно произнёс Культя.
— Это потому, что она сладкая, — ликовал попрошайка. — Скажите, где ещё нам за покойничка отвалили бы столько? Юг — это всё-таки юг!
— Но торговаться они умеют, — засмеялся Культя.
— Да уж, умеют, — согласился Сява. — Это точно. Только и мы молодцы. Ну, нисколько не продешевили. Я, признаться, и за меньшее количество штук согласен был уступить, но ты так ловко раскритиковал их тыквочки…
— А ты здорово расхваливал нашего мертвяка. Мол, и крупный он, и тяжёлый, и такой аппетитный. У меня с голодухи аж слюнки потекли. Я чуть было не куснул, так ты его красиво расписывал.
— Ха-ха.
— А тебя мы кормим за то, чтобы ты от нас отвязалась, — крикнул разошедшийся Культя Проне.
Девица хрюкнула, поперхнулась, семечки брызнули у неё через нос.
— Да пофли фы фсе ф фопу, — прошамкала Проня, вгрызаясь в корку. — Фы только дфочить мастефа.
— А может быть, прямо сейчас пойдём на рынок? Сдадим Кал, отоваримся. — Культя мечтательно закатил глаза. — Дорогу в город нам указали…
— Какой такой сейчас Кал? — возразил Сява. — Откуда? Столько дней не ели. На рынок завтра пойдём. Кал как раз и созреет. Что нам на рынке без Кала делать? Кому мы там без нашего говна нужны? В нас если что и есть ценного, так это наши фекалии, говоря научно.
— А способности? — не согласился Культя.
— Способности наши нужны только лично нам, а не им. Не колхозникам, во всяком случае. У колхозников от наших способностей башка каждый день трещит.
Проня дожевала последнюю корку, собрала семечки в тряпицу, рыгнула, пошмыгала носом.
— Фто-то ноф не фунфыклирует, — пожаловалась она самой себе.
— Ну что, в путь? — сказал Сява. — Подойдем поближе к городу, переночуем, а утром — на рынок.
Все встали. Проня, проходя мимо Культи, зажала пальцем одну ноздрю, вдохнула поглубже, натужилась… Фонтан соплей, мякоти и семечек окатил критика с головы до ног.
— Совсем сладкий стал, — удовлетворенно хмыкнула девица и, гордо заколыхав задницей, зашагала впереди всех.
— Хочешь, я тебя оближу? — предложил Сява.
Под вечер появились первые признаки обитания человека. Останки ржавых механизмов торчали из земли. Кучи бетона с истлевающими металлоконструкциями возвышались на месте былых построек. Кирпич, произведённый по встречным планам и повышенным обязательствам, к тому же
