на шведов. Те опять небрежно и как-то неспешно наступали. Переговоры перед этим замедлились — обе стороны желали слишком много. Ведь если шведы и считали себя победившими, то русские в большинстве побежденными.
И когда шведские цепи подождали поближе, то один из русских варваров (попаданец Саша) не нашел ничего лучшего, чем взять эту головы за волосы и швырнуть ее в наступающих. Голова имела эффект большого ядра, заставив шведов не только остановится, но и отступить.
А Дмитрий, неспешно собрав трофеи, вернулся обратно.
Видя такую решительность у русских, атакующие снова начали пересылки и переговоры. Все, как помнил историк XXI века Саша Семенов, а теперь будет испытывать сын боярский XVIII века Дмитрий Кистенев. Главное, стойко держаться гвардейцев. Их шведы опасаться тронуть, спокойно, хоть и тревожно дадут перейти по понтонному мосту на другой берег. А вот оставшихся после них на поле боя пограбят, а кого и в плен возьмут.
Что делать, русские солдаты пока еще не прославились рукопашными, но уже были известными кровавыми схватками с кочевниками. Их еще не боялись, а так, самую чуточку пугались.
К вечеру все постепенно стихло. Шведы вроде бы победили, отогнали русских варваров от Нарвы. Русские хотели больше уйти, чем продолжать. Их-то сюда, скорее, царь Петр тащил, чем они сами рвались.
Пользуясь тишиной, Дмитрий мягко отпросился у поручика на часок, мол жеребец отловил Бурка, который вздумал в обозе шалить и уже двоим обозникам надавал копытами и зубами синяков. Усовестил его кулаками, отдал обозной части на сохранение уже формально. Пусть вот пленный Курт последит за ним, все равно ему делать нечего. Тылы уходили первыми, их по возможности берегли. Ибо хотя в бою от них никакого толку, а вот после они нужны даже очень.
Потом стал в строй гвардейский на то место, которое уже считал своим. Как он узнал, попал он сразу во второй батальон, и назначение это было столь почетно, что поручик Комлев, который на свой страх и риск взял его во время боя, должен был еще доложиться полковому начальству и, главное, потом утвердить новичка у самого государя. Хорошо сидим, если рядовых в полку утверждает царь! Так и генералом себя почувствуешь. Генерал Кистенев, ха-ха!
Глава 11
К царю Петру или еще мин херцу, как он еще предлагал называть себя своим избранным (очень не многим среди поданных и чужеземцев), Дмитрий приехал совершенно неожиданно даже для себя любезного.
После скорого отступления, почти еще панического бегства, хотя для многих уже практически было таковым, так что почти вся артиллерия и часть обоза были брошены в руки шведов, а сам Дмитрий оказался при войске в конечном итоге только благодаря Бурке — жеребец стоически вез своего раненного хозяина при обозе гвардейского полка, с разрешения нового начальства преображенцев.
А потом сын боярский наивно решил, что при остановке полуразгромленного войска он может отдохнуть и восстановится. Ведь гвардию опасались тронуть даже шведы, а тем более свои же мародеры. Можно спокойно прилечь у костра, не боясь, что тебя могут запросто ограбить и прирезать как бы между прочим. И так тоже бывало и не только среди русских.
Ха, простодушный попаданец! Как говорится, если хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах громадье. Ну, или просто покажи своим поведением богопомазанному избранному монарху, что ты можешь больше, чем делаешь. Они (российские цари или, позднее, императоры) это очень не любят и без промедления звезданут по башке и покажут, где быть и чем трудится.
А ведь он сам, дурачок, пушил павлиний хвост перед светлейшим царем. Пьяный, правда, был, но ведь кого это остановит? Вот и камрада Питера, ха-ха, совсем не тормознуло. Ранен, но ведь жив, пусть едет, шельма, расскажет, как видит от солдатских низов проигранное сражение!
И что местные командиры? Конечно же, сподобились, пинками стимулировали, мол, царь ждет, мигом лети на своем жеребце. Ранен? Так мы постараемся, гвардейские солдаты себя посадят в седло твоего коня и спроводят до его монаршего величества. А дальше ты уж, милый, сам. И что б излишне не врать и командиров своих не чернить, а то потом ведь все равно придется обратно к преображенцам ехать!
Вот ведь, какие смешные, не врать, но не чернить. Пусть, конечно, гвардия была хороша, но ведь сражение-то проиграли русские, а не шведы! И командир у преображенцев дался. А все времена главными виновниками у монархов были именно гонцы, как будто они были и полководцы и первые трусы.
С такими опасениями он и приехал в царскую ставку, что в Великом Новгороде. К счастью для него, царь почти все знал о несчастном для русского войска под Нарвой (сбродом оно как-то даже не называлось). И Петр действительно хотел правдивую картину без прикрас и вранья. Дмитрия он помнил, по пьяному делу, конечно, но все-таки, как человека смелого и правдивого. А то ведь по тем временам по харизме царя и слабости водки русские подданные и после несколько стаканов водки не решались рубить правду-матку.
По приезде в ставку его сразу повели к монарху. Тот работал в небольшой горнице, очень был занят, и поэтому очень не любил, когда его в чем-то придерживали. Робость и отчаяние после первых сообщений о поражении уже прошли. Царь был активен, оптимистичен и дерзко смотрел в будущее.
— Хороший ты парень, боярский сын Дмитрий, не только голова на плечах есть, но и труса не празднуешь. Камрады мои из Преображенского полка хорошо о тебе отзываются — и в штыковой не сробел, заколол здоровенного пикинера, и стреляешь замечательно, — доброжелательно сказал монарх. Самолично набулькал ему в оловянный стаканчик гданьской водки — его любимого напитка, велел: — пей и рассказывай, почему проиграли меньшей армии.
Что же, коль царь велит. Я перед деканом в XXI веке не дрожал, что же перед стародавним монархом, который в реальности давно уже умер, побоюсь?
Смело, если не сказать дерзко и нагло посмотрел на царя:
— Твое здоровье, государь, что б еще много жил и всех врагов России побеждал!
И опрокинул стакан с горькой водкой в рот, как со сладкой водой.
Петр аж громко засмеялся:
— Ну ты крепкую водку пьешь, как вино бургундское, что производят чужеземной Франции. Как так можешь?
— Али я не русский, государь? — смело возразил попаданец Саша. Добавил про себя, попил бы технический спирт, мягкую бы хлебную водку еще так употреблял. А вслух добавил: — кислятину свою французы пусть сами пьют,
