была уверена, что он уже покинул пределы Белогорского ущелья.
Наконец подъем был преодолен, и вскоре я выбралась на ровную поверхность. Быстро посмотрев на свои руки, обнаружила, что они сплошь в царапинах, порой довольно глубоких. Но сейчас было не до этих мелочей. Я прошествовала к подъезду и поднялась наверх по лестнице, внимательно осматривая каждый этаж, хотя и была уверена, что если киллер и облюбовал именно этот дом, то стрелял не из подъезда, а скорее с чердака.
Дверь на чердак была закрыта на навесной замок. Можно было, конечно, просто отстрелить его, но не хотелось поднимать шум и привлекать внимание жильцов. Это крайний случай, и без особой на то нужды я стараюсь никогда не применять оружие. Поэтому просто сунула в замок отмычку, покрутила из стороны в сторону и вскоре уже входила в чердачное помещение. Тут-то я уже смогла включить фонарик и осмотреться. Увы, никаких следов киллера я не обнаружила. И вообще, создавалось впечатление, что никого из людей не было здесь с самого лета. Бомжам попасть сюда было затруднительно: подъездная дверь снабжена домофоном, а у бомжей, в отличие от меня, нет универсального ключа от домофонов всех мастей. Так что единственными обитателями этого помещения на данный момент была лишь кошачья семья, состоявшая из серой полосатой кошки и пятерых разномастных котят. Вся эта компания мирно дремала в углу, уткнувшись друг в друга и даже не отреагировав на мое появление.
На пыльном полу не было отпечатков обуви. Вообще не было никаких следов. И это означало, что я зря лезла в гору, раздирая в кровь руки и рискуя остаться без глаз. Подавив вздох и подбодрив себя, я поспешила покинуть дом.
Выйдя из подъезда, я уже гораздо более свободно огляделась. С момента выстрела прошло довольно много времени, так что вряд ли киллер сможет заподозрить во мне человека, рыскающего в окрестностях по его душу. И его самого, скорее всего, уже нет в пределах досягаемости. Но это совершенно не означает, что нужно прекратить поиски места, с которого он произвел свой неудачный выстрел. Неудачный, разумеется, для него. А для меня – счастливый, не говоря уже о Ясеневе. У меня не возникло ни малейших сомнений в том, что выстрел был направлен именно в Аркадия Николаевича.
Стоя на пригорке, я осмотрела округу. Отсюда открывалась прекрасная панорама: дом Ясенева, равно как и соседние с ним, был как на ладони. Снабженный мощным биноклем наблюдатель легко мог разглядеть как машину Аркадия Николаевича, так и его самого. Значит, прицелиться точно в его голову для опытного человека было не таким уж трудным делом. Я задумалась. Судя по всему, стреляли откуда-то отсюда – то есть с места, очень близкого к девятиэтажке, которую я только что обследовала. Ближайшими были только несколько частных домов, стоящих полукругом. Это не были мажорные особняки, подобные ясеневскому. И вообще, такие строения ввиду своей низкорослости обычно не выбираются для той цели, которую преследовал сегодняшний стрелок. Эти же являлись исключением, потому что располагались на возвышении. Если я, стоя на земле, могу разглядеть дом Ясенева и окружающие его детали, то, поднявшись на крышу такого домика, буду иметь еще лучший обзор. В чем-то один из этих частных домов даже удобнее, чем девятиэтажка, в которой около пятидесяти квартир и в каждой живут люди. То есть стрелок постоянно рискует, что кто-нибудь его случайно засечет: от неугомонных старушек, не спящих под кошачий ор, до влюбленной парочки, которой вздумается забраться на чердак в поисках романтики и уединения…
Я посмотрела на домики. Их было пять. В двух горел свет в окнах, три были темными. Четкого плана пока еще не было в моей голове, но я решила, что надо действовать, а там уже по ходу разберусь, что конкретно делать.
Я подошла к первому дому. Освещенное окно в нем было занавешено ситцевыми шторками, на которых плясали тени, явно отбрасываемые экраном телевизора, и приоткрыто. Невысокий заборчик, перемахнуть через который не составило бы труда. И я бы легко это сделала, если бы не услышала, как в доме раздался женский голос:
– Ну что, я выключаю?
– Ты что, сейчас матч начнется! – с укором и беспокойством ответил мужской. – Я его месяц ждал!
Послышался женский обиженный возглас:
– А то, что я месяцами тебя жду, значит, ерунда?
Я отошла от заборчика. С этим домом все было ясно: обычная среднестатистическая семья со своими проблемами. Киллером здесь и не пахнет. Я прошла к другому дому с освещенными окнами, но близко подходить не стала, обратив внимание на следующие два. Окна в них были темными, мало того – во втором доме, довольно высоком, деревянном, с мансардой, окна оказались заколочены…
Я проследовала туда, крепко сжимая ствол в руке. Свой фонарик я уже убрала: мне вполне хватало освещения улицы. Дом был окружен палисадником, заросшим пожелтевшими и побуревшими сорняками. Видно было, что за ним давно никто не ухаживает. Калитка в палисадник была закрыта изнутри всего лишь на накидную петлю из проволоки, которую мне ничего не стоило снять, поднявшись на цыпочки.
Осторожно ступая, я прошла через палисадник прямо к заколоченным окнам, слилась со стеной дома и прислушалась. За стенами была тишина. Ни шороха, ни звука. Решив убедиться в этом наверняка, я вспомнила старый детский трюк и склонилась к земле, где было полно всякого мусора. Видимо, дом по какой-то причине забросили, и теперь сюда периодически наведывались посторонние, каждый использовал его в своих целях. Подростки, которым некуда приткнуться, пили здесь пиво, о чем свидетельствовали пустые бутылки и обертки от чипсов и сухариков. Было даже несколько шприцов, а также использованные презервативы. Еще немного, и двор превратится в помойку. Странно, что этого не произошло до сих пор – видимо, без присмотра дом стоял не очень давно. Хозяева – если таковые вообще имеются – в ближайшее время рискуют навсегда лишиться возможности использовать этот дом как жилье. Наверняка внутренние помещения уже облюбовали бомжи.
Я потянулась к пустому полиэтиленовому пакету, лежащему на земле среди прочего мусора. Подняв его, набрала внутрь воздуха, скрутила концы и громко хлопнула по надувшемуся пузырю ладонью. Бабахнуло так, что рядом запиликала сигнализация у какой-то особо чувствительной машинешки. Вскоре распахнулась дверь девятиэтажки, и по двору нервно зацокали каблучки – появилась хозяйка, на вид столь же впечатлительная
