и играющий в ветвях деревьев повеса-ветер за окном. Почти всё точно так же, как и в моём родном времени, с той лишь разницей, что я не там, а тут, и сейчас идёт самая ужасная за историю человечества война.
Обратив внимание, что на стоящем рядом с моей кроватью стуле лежит газета, взял её в руки. Это оказалась «Правда», выпущенная пару недель назад.
Читать совершенно не хотелось, и, в общем-то, делать этого я и не собирался. Газету же взял просто для того, чтобы хоть как-то погасить неловкость первых минут адаптации, когда попадаешь в чужой коллектив. Ведь сейчас внимание всех пятерых пациентов госпиталя было приковано исключительно к моей персоне. Я это прекрасно видел через тёмные очки, в то время как раненые не могли увидеть направление моего взгляда.
Чтобы отвлечься, пробежался по заголовкам газеты.
«Великая дружба народов». «От Советского Информбюро». «Двенадцатидневная операция». «В боях и маршах». «Трудящиеся предлагают создать фронт обороны». «Крупные волнения в Югославии». «Напряжённое положение во Франции».
Прочитав последний, хмыкнул и вернулся на первую страницу.
В этот момент мне показалось, что вокруг установилась буквально звенящая тишина, нарушаемая лишь дальними звуками артиллерийской канонады. Поднял глаза, и посмотрел на удивлённо разглядывающих меня больных.
— Я что-то не то сделал? — повернулся я к усачу.
— Да нет, не то что бы… Только нам сказали, ты слепой совсем, — ответил тот замявшись. — А ты, вроде как, видишь. Как же так?
— Я не слепой. Это мне просто очки такие выдали. Чтобы на свету глаза не слезились. Мне пока на свет яркий смотреть нельзя, сразу в крота превращаюсь.
— Ах, вот оно как, — облегчённо вздохнул тот усмехнувшись. — То-то я смотрю — слепой, а читает! Тогда давай знакомиться, — и вновь хохотнув, стал представлять соседей по палате. — Этот, что у окна — красноармеец Никита Белов. Этот, что напротив, он — красноармеец…
Раненый продолжил представления, постоянно произнося перед фамилией слово красноармеец, а я задумался. Для моего уха, слово красноармеец звучало немного непривычно. Казалось, что я нахожусь не в 1941 году, а почти на четверть века ранее, во времена Великой Социалистической революции. Именно с революцией у меня ассоциировалось слово красноармеец и казалось, что в этом времени оно уже давно было заменено на привычное слово — солдат.
Но на самом деле, это было совершенно не так. Сейчас, в этом времени, слово солдат фактически является ругательным. И тут дело не в том, что напавшие на нашу страну немецкие военнослужащие именуются солдатами, а в том, что слово солдат ассоциируется с прошлыми, дореволюционными, царскими временами. В связи же с тем, что сейчас культивируется совсем другая идеология и другой образ жизни, многое дореволюционное отметается и считается анахронизмом. Сейчас советские военнослужащие называются либо красноармейцами, либо военнослужащими рядового состава, либо бойцами Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА).
Официально в вооружённых силах СССР категория солдат будет введена лишь в июле 1946 году.
Однако неофициально оно начнёт появляться в разговорах и печати значительно раньше. Многие считают, что произойдёт это благодаря советскому писателю Александру Трифоновичу Твардовскому. Именно он впервые в печати употребит это слово по отношению к военнослужащему в своей поэме «Василий Тёркин», в новелле «Два солдата», которая впервые увидела свет в 1942 году. Нужно сказать, среди командного состава обращение в поэме солдат, вызвало — неудовольствие. А вот рядовому составу «старорежимное» словечко, неожиданно пришлось по душе.
Кстати про командный состав. С ним тоже сейчас не все так, как в 2000-х. В этом времени нет никаких офицеров. И слова такого нет. Оно тоже считается «старорежимным» и ругательным. Руководство военнослужащими осуществляют красные командиры. Офицерами они станут только в 1943 году.
Но всё это будет потом. А сейчас мне нужно было намотать себе на ус, что к солдатам нужно обращаться — красноармеец, либо боец, а к офицерам — командир или по званию.
Старший по палате перечислял имена и фамилии бойцов, включая себя, а я, улыбаясь, добродушно кивал, но особо кто есть кто, не запоминал. Будет время, установим контакт. Сейчас же мне хотелось только одного — расслабиться и отдохнуть.
Когда Апраксин Николай Дмитриевич, закончил представления, я сказал:
— Очень приятно, товарищи. Извините меня, но я только из окружения. Сутки не спал. С ног валюсь от усталости. Поэтому, разрешите, я, пожалуй, посплю.
И увидев понимающие кивки, лёг на кровать, снял «окуляры», положив их на стул, отвернулся к стенке и тут же отключился. Напряжение последних часов, измотанность нервной системы и усталость организма дали о себе знать — заснул мгновенно, едва голова коснулась подушки.
Проснулся, когда на улице уже наступил вечер.
Увидев, что я надеваю очки и собираюсь встать, Апраксин сказал:
— Алексей, тут ужин приносили. Вон, на подоконнике твой стоит. Поешь. Мы тебя будить не стали, уж больно сладко ты спал — повариха даже не смогла тебя растолкать. Так что поешь, подкрепись. Еда — она тоже лечит.
— Большое спасибо, — поблагодарил я, вспомнив, что нужно закапать капли в глаза.
«Однако перед этим неплохо бы умыться».
— Ляксей, ты ежели куда идёшь, дверь открой пошире, и не закрывай, — попросил он, видя, что я поднялся. — И воздуха больше, и репродуктор будет слышно лучше, ежели он заработает. Вроде бы в девять вечера будет сводка новостей. Может, хоть узнаем, что и как на других фронтах деется.
Я посмотрел на круглые настенные часы, что висели на стене в коридоре и были мне видны с моего места. Они показывали без четверти девять. А, значит, до так ожидаемого сообщения ещё есть время. Сходил умыться, прогулялся по коридору и ровно в 21:00 вернулся в палату.
Радио не подвело и, в ожидаемое время, из динамиков донёсся вызывающий дрожь и волнение голос диктора:
— Внимание! Говорит Москва! От советского Информбюро!
Оказалось, что это была вечерняя сводка боевых действий, прошедших за день.
Диктор, чётким и поставленным голосом сообщал, что:
«В течение 11 августа наши войска продолжали бои с противником на Сольцком, Смоленском, Белоцерковском и Уманском направлениях».
«Наша авиация продолжала наносить удары по мотомехчастям и пехоте противника, атаковала его авиацию на аэродромах, а также бомбила крупнейший железнодорожный мост…»
«Разведчик Энского полка…»
«Советские артиллеристы и зенитчики…»
«В районах Западной Белоруссии, захваченных немецко-фашистскими войсками, с каждым днем все шире разрастается партизанское движение…»
Из этих сообщений следовало очевидное: страна воюет, страна сражается, и страна собирается в этой войне победить. Все присутствующие свято верили в это,
