могу поцелуем.
К чертовой матери. Мне скучно жить теперь. Если Ирка веселится, то я не отстану. Если она берет без зазрения предложенную работу, жилье, людей внаем и не морщится… Похер!
— Давай сейчас.
— Что-о? — удивляется Катя.
— Иди, — маню пальцем. — Целуй.
Хочу убежать сам от себя. Мне тошно от бессилия. Тошно осознавать, что пока не в силах купить не глядя многое и предоставить. А Семен может. Может, блядь! Мажоришка недоделанный, да если бы не богатый папаша посмотрел с удовольствием, как он карабкался сам. Мебельный магнат, его мать. К таким бабы липнут, таких любят, и моя как оказалось не исключение, поэтому простить не может. С Сэмом легче. И приятнее.
Катька тащит меня в кабинет и забирается на колени. Улыбаюсь. Улыбаюсь.
Вот и эта тварина лезет, царапает щеку ногтем и предано в глаза смотрит. Нетерпеливо лижет свои губы, дышит как загнанная. Страсть разыгрывает и порочное желание. Я теперь лакомая добыча. Молодой перспективный мен, с которого много можно поиметь. Теперь я интересен гнилой тусовке и ее обитателям.
Перебой со светом ослепляет на миг. Недовольно морщусь. Катя вертится как юла, всеми силами фиксирует фокус внимания на себе.
— Не только хочу целовать.
— Что еще?
— Еще?
— Да. Что?
— Всего тебя.
— Я женат, Кать.
— И что? Она… Вы же не вместе. Мы тихо, никто не узнает.
Гребаный замкнутый круг. Что я делаю? Зачем? Почему все так складывается, почему совершаю каждую минуту не то, что нужно.
Глава 25
— Привет, Ириш.
Как неудобно вышло. Разлеглась тут у бассейна, ловлю солнечные лучики. Конечно, мне никто не запретит отдыхать, но моментом падаю в смущение. Суматошно киваю и путаясь, накидываю огромное парео. В бикини перед Сэмом я ни разу не показывалась, а этот гад открыто изучает мою фигуру. Стесняться уже нечего, за время нервотрепки незаметно потеряла восемь килограмм. Да не в этом дело, черт возьми!
Скачу на одной ноге в поисках сланца. Так внезапно приехал, что я растерялась. Конечно, рада видеть, это безусловный факт. Но неожиданность все равно сбивает с толку. И отчего-то я робею зверски. Мне не нравится свое шаткое положение. Вот же зараза, что за внезапная неуместная тряска открывается.
— Привет, — кричу из-под складок ткани. — Я тут пользую твой бассейн, Сэм. Ничего?
— Вода теплая? — искренне улыбается, щурится как кот. — Хочу смыть дорожную пыль. Жара.
— Очень теплая. Переодевайся и попробуй.
— Давай прямо сейчас со мной. Ныряем!
— Я не знаю. Вроде недавно плавала.
— Слабачка. Нет, просто несчастное трусло.
— Кто это трусло?!
— Ты.
Сэмчик сбрасывает кеды, следом еле-еле тянет футболку. Щелкает по экрану и под медленную мелодию начинает пошло покачивать бедрами и подпевать. Боже, он наяривает под бессмертного Джонса. Состроив максимально серьезное лицо, совершает шикарный взмах и отправляет прямо в лицо летящую майку. Со смехом отталкиваю ткань.
— Она — леди. Оу-оу-о. Она — леди, — красиво выводит Семен, беспрерывно танцуя и подмигивая.
Чертяка, как же он двигается хорошо. Вот кто всегда может поднять настроение одним появлением. Мне становится значительно лучше. Мир насыщается радужными красками. Начинаю елозить на шезлонге и тихонько подпевать.
Сэм хватается за ремень на шортах и отодвинув в картинном жесте шлейку, поет дальше.
— Она то, что всегда хотел. Она такая. С ней красуются. И всегда приглашают на ужин. У нее стиль, грация. Она победительница (перевод песни Т. Джонса «She* a lady»).
— Хватит стриптиза, Сэм, — заливисто смеюсь. — Я тоже тебе рада, но не до такой степени.
— Зараза, — играет бровями. — Вот тебе на десерт.
И продолжает петь, стягивая с крепкой задницы штаны. Эффектно откинув в сторону, ждет похвалы. И это мебельный магнат на минуточку. От его сурового взгляда партнеры пятый угол ищут, а мне стриптиз исполняет.
— Моя леди, — заводит пальцы за широкую резинку трусов и оттягивает. Истерически взвизгиваю. Машу руками, чтобы прекратил. А он только громче поет. — Оу-оу-о!
Трусы все же остаются на месте, чему безумно рада. От напора Семенова все же странно, немного выбивает из колеи, но держусь. Может он просто в отличном настроении и рад, что отдохнет, а я уже не понятно, что надумала.
— Отлично! Если похеришь мебель, будешь танцовщиком приватов. Женщины обалдеют.
— Да-да-да. Как раз рассчитываю обольстить старушек своим обаянием и крепким телом. Заработаю на свой бутербродик с икорочкой. Прыгай со мной, трусло. Что уползла под зонт?
— Я трусло? Я?!
— Угу, — сверкает наглой белозубой улыбкой.
— Ах, ты!
Семен легко отталкивается от бортика и красиво ныряет. Проплывает под водой несколько метров. Я плюхаюсь бомбочкой и пытаюсь его догнать. Хорошо, что Варя играет в комнате с няней и не видит, как мама бесчинствует. Хватаю Семена за ногу и тяну на дно. Барахтаемся, как дети. Брызгаемся пока я не начинаю задыхаться.
— Все, все! Хватит.
Вырываюсь в сторону из струй, повисаю на железной лестнице. Влажные волосы облепили лицо. Быстро убираю, чтобы полноценно вдохнуть воздуха. Вдруг Сэм очень близко оказывается, помогая убрать волосы с лица. Чувствую его руки и не понимаю.
Беспомощно распахиваю глаза. Упираюсь в странный взгляд Сэма. Серьезнее в жизни не видела, потом и вовсе теряюсь. Он же, обхватывая лицо, продолжает приглаживать мокрые пряди.
— Я могу сама, — пытаюсь свести в шутку.
— Стой. Не шевелись, Ирин.
Поглаживания превращаются в чувственные прикосновения. Уперев ноги в дно, Семен придвигается ближе, наклоняется ниже, останавливаясь около лица почти вплотную. Взгляд темнеет, становится гуще. Он изучает меня, как заново знакомится. Лоб, нос, глаза, губы, опять глаза, снова губы.
Невольно размыкаю их и прерывисто вздыхаю.
Он… Он… Да?
— Думаю, что это плохая идея, — хрипло шепчу.
— Какая?
— Ты… ты же хочешь меня…, — он вздергивает брови, после чего окончательно тушуюсь и глухо добавляю. — Поцеловать.
— Хочу.
Так просто звучит это слово «хочу». Искренне и пылко. Жадно и емко. Так просто признается в этом. А что делать мне? Я же только отвлекалась от той проклятой фотки, что прислали недавно. Надоело! Каждый раз царапаться острой болью достало.
Просидела оглушенной около трех часов. Ни есть, ни пить не стала. Окончательно разбитые надежды, как смертельную отраву пила. Глотала и все же ревела от обиды в который раз. Рухнула в кровать потом и уснула мертвым снов, а на утро как рукой сняло.
Если попробовал чужую бабу, так и будет в сторону смотреть. Это как с диким зверем, вкусившим человечены. Жрать до конца жизни станет, пока как бешеную тварь не пристрелят.
Вступать в новые отношения не хочу и не буду. Устала.
— Сэм, что ты преследуешь, а? Зачем
