В этот момент я поднял взгляд от столешницы с разбросанными бумагами на господина Ковальчика. Произошедшая с тем перемена меня поразила. Куда девалась суровая благообразность, где снисходительно-добрая улыбочка и проницательный взор? Старик синевато побелел лицом, точно упырь, пальцы его цеплялись за стол, точно пытаясь вырвать у того хоть немного твердости.
– Анджей, – произнес он куда-то за мое плечо – Заброцкому, надо полагать. О своем напарнике я как-то позабыл, думая, что тот по свойственной ему ненавязчивой деликатности остался за дверями. – Анджей, оставьте нас с господином Щербаковым одних. Немедля.
На окраине Тон-Джанкшна, федеральная территория Аляска,14 марта 1975 года, пятница.Сергей Щербаков
Пулеметная очередь вспорола стену, как консервный нож – банку тушенки. Рваные края разреза вворачивались внутрь ангара, словно застывшая жестяная волна, с пеной, бурунчиками и барашками.
– Где засела эта сволочь? – прошептал Князев. – Ничего не видно отсюда.
– Понятия не имею, – ответил я почти неслышно. – Но надо его как-то достать. Иначе позору не оберешься.
Еще бы. Один американец против двух взводов знаменитого Северного полка. Под водительством штабс-капитана Щербакова и поручика Князева. С заданием взять и удержать наблюдательный пост и высотку над автострадой близ Тон-Джанкшна. Один американец. А то, что у нас – безответные «сударевы» северной модификации, а у американца – скорострельный станковый пулемет «джерико», никто разбираться не станет. Хотя ведь прикрывает он этим своим пулеметом, зараза, все подходы.
А взять высотку надо. Городок Тон-Джанкшн, куда нас перебросили из взятого Платинума, стоит на развилке, где сходятся три автострады – на Анкоридж, на Фэрбенкс и на порты Хейнс и Скагуэй, откуда отходят паромы на еще не захваченную нами столицу штата – Юнону. Здесь же, через Тон-Джанкшн, проходит нефтепровод. Оставив город в руках разрозненных американских частей, так и не сумевших оправиться от сокрушительного удара, мы, с одной стороны, давали им шанс отступить в порядке, не сдаваясь на нашу милость, а с другой – рыли сами себе яму. Если американцы решат все же контратаковать, основной сухопутный удар им волей-неволей придется нанести здесь. Хваленая морская пехота, как говорят, уже оправившаяся после аргентинского фиаско, не сможет высадить десант с моря – побережье контролируется Тихоокеанским флотом. Воздух тоже наш. Анкоридж, крупнейший порт Аляски, взят. Остается одно – сгружать живую силу в Хейнсе и Скагуэе и перебрасывать по той самой автостраде.
Вот поэтому в Тон-Джанкшна сосредоточивались такие силы – почти весь Северный полк, эскадра штурмвинтокрылов, артиллерия, части поддержки. А мы сидим в снегу за пустым ангаром, теряем драгоценное время и никак не можем выкурить из укрытия одного-единственного янки!
Кто-то, видно, шевельнулся неосторожно – «джерико» снова грянул очередью. Выстрелы сливались в сплошной рев. Я уткнулся лицом в снег. Посыпались жестяные щепки.
– Он так палит, будто у него там патронов три ящика, – заметил Князев.
– Трех ящиков ему на час не хватило бы, – отозвался – Кроме того, сколько я знаю янки, у него там тридцать три яшика.
Князев хмыкнул. В Платинуме мы насмотрелись на американскую запасливость. Кто-то в сердцах обозвал их «белками». Те, как известно, тоже держат подчас орехи в кладовках, пока те не сгниют. Количество боеприпасов на складах превосходило всякое воображение, но большая часть – к устарелым «кольтам» и «ремингтонам». Поговаривали, что один ретивый шериф в каком-то городке выбежал давать отпор захватчикам со «Спрингфилдом» образца аж 1903 года. Я представил себе российского… нет, лучше малороссийского городового с трехлинейкой и фыркнул про себя.
Смешного в этом на самом деле мало. Наша высадка вызывала у американцев или паралич, или приступ истерической отваги, заставлявшей их с белыми от ужаса глазами кидаться на пулемет с пистолетиком. Создавалось впечатление, что воевать они как бы не собирались, – но тогда зачем им армия? На всю Аляску, думаю, набралось бы не больше двух дюжин «джерико». Вот же, называется, не повезло.
Пулемет заговорил вновь.
– Кажется, у нашего стрелка начинают нервы сдавать, – откомментировал Князев.
Огневая точка была расположена идеально. Думаю, кто-то изрядно потрудился над ней. Кстати, вот загадка – кто и когда? Успели так замаскировать за два дня, что прошли с начала вторжения? Верится с трудом. Пулемет стоит на вершине скалы, за естественным выступом. Сзади подхода нет – точней, есть, но только для альпиниста. Почти отвесный склон, на котором даже снег не удерживается. Я бы на месте американцев его еще водичкой полил для надежности. Единственный подступ – со стороны дороги. А туда смотрит пулемет.
Будь в том пулеметном гнезде я, никто из наших двух взводов не ушел бы живым. Я бы дал нападающим подойти поближе, расслабиться… и потом полоснул бы очередью, не жалея патронов. Янки же оказался не то глуповат, не то неопытен. Он открыл пальбу, едва первые бойцы вывернули из-за поворота, и мы успели рассыпаться и драпануть в лес, под прикрытие тяжелых еловых веток и стен полуразваленного придорожного ангара. Впрочем, против «джерико» никакая хитрость не поможет. По убойной силе эта железка не уступит пушке. О чем убедительно говорят кровавые пятна на снегу у обочины.
– Норева ко мне! – скомандовал я в полный голос – за ревом «джерико» стрелок собственного крика бы не расслышал.
Норев подполз как мог близко, скрываясь от стрелка на высотке за буреломом и сугробами. Гром выстрелов стих – не то американец менял пулеметную ленту, не то просто устал. Тишина по контрасту казалась оглушительной. Снег гасил звуки, скрадывал тени.
– Поручик, – прошептал я Князеву, – кто во втором взводе у нас лучший стрелок?
– Демичев, – ответил поручик. – Егерям форы даст.
– Пусть заходит со стороны дороги. Для надежности. Норев, найдите укрытие и попытайтесь снять пулеметчика.
– Слушаюсь! – прошелестел в ответ Норев. Он всегда не говорил, а шелестел. Более тихого человека в жизни я не встречал. Не то чтобы он не мог говорить громко – нет, когда припадала нужда, он едва ли не громче всех в полку возглашал, скажем, многие лета государю императору. Но в прочие дни сама мысль изъясняться громче шепота вводила его в недоумение. В обыденной жизни он совершенно не выносил шума, и как ему удавалось не обращать внимания на грохот выстрелов, мне оставалось непонятным. Порой мне мерещилось, что он выучился так метко стрелять исключительно ради того, чтобы ему полагался штатный глушитель – как взводному снайперу.
Я зарылся поглубже в сугроб и попытался не обращать внимания на тающий у щек снег. Сколько нам еще ждать, одним святым ведомо. Говорили, что во времена Мировой войны сибирские егеря могли сутками просиживать в засадах, чтобы снять одного-единственного офицера противника. Дорого бы я дал за то, чтобы иметь в своем распоряжении эти самые сутки. Да, а еще противотанковую ракету, раз уж пошли такие мечтания. Но кто мог предположить, что нам эти ракеты понадобятся на Аляске, где танкам одна дорога – по автостраде, не съезжая? Не было тут американских танков, вот и остались мы без ракет, с одними подствольниками, от которых сейчас все равно никакого проку.
