пространством.
Нечто неуловимое но, именно здесь и сейчас очень и очень важное. Словно какие-то плоскости и полусферы окутали помещение, благодаря чему мой голос и звучание инструмента из обычного бряцания по струнам и вполне заурядного блеяния приобрели какие-то волшебные, незаурядные свойства.
Но, так нужно было петь, я сосредоточился именно на этом, целиком и полностью поглотившем меня, занятии. Ведь, хоть и не знал, кто именно сформулировал эту замечательную мысль. Но, подсознательно, следовал конкретному и практичному совету. «Если хочешь чего-то достичь, сконцентрируйся и отдайся делу целиком».
Так как ни второй гитары, необходимой для исполнения сольных партий, ни трубы, синтезатора или даже самого завалящего баяна, в моём распоряжении не имелось, вступление я пропел, задорно и звонко изобразив вокализом мелодию припева. При этом отчаянно и, как показалось, совершенно не к месту, пытаясь вспомнить, что же такое «синтезатор».
Но, как только вступление закончилось, я набрал полную грудь воздуха и притихшая публика услышала первые строчки.
Я совсем не знаю как, тебя зовут
Случай свёл с тобой, на пять минут
Волосы, как солнце, золотые!
И глаза как небо, голубые!
Смотришь на часы, тебя, наверно, где то ждут!
Но! Но! Но!
Мы с тобой знакомы, незнакомка
И, не зная обо мне
Ты ко мне приходишь, незнакомка
Но, пока что лишь во сне!
Затаив дыхание люди во всех глаза смотрели на меня и, практически у всех представительниц прекрасного пола на ресницах блестели слёзы. Но, поскольку на такие мелочи отвлекаться было некогда, я перевёл взгляд на абсолютно бесчувственный равнодушный к моим, невесть откуда взявшимся талантам фикус, и повторил припев ещё раз.
Мы с тобой знакомы, незнакомка
И, не зная обо мне
Ты ко мне приходишь, незнакомка
Но, пока что лишь во сне!
Люди покачивали головами в такт, кто-то отбивал ритм по коленям, а некоторые даже пытались притопывать. Но эту, мешающую остальным инициативу быстро пресекли, недовольно зашикав и даже кое-кому показав кулак.
Я приступил к исполнению второго куплета, а затем, уже в сопровождении начавшего несмело подпевать импровизированного хора, закончил припев. И, как и положено, исполнив его ещё один раз, обернулся на, уже почти во весь голос рыдающую Веру.
— Да, что с тобой, милая? — Снова тихо поинтересовался я.
При этом сознание опять «моргнуло» а тело обуял неуловимый холодок. И, откуда-то появилась уверенность, сто нас никто из присутствующих не слышит.
— Я… Я… — Тем временем давилась слезами девушка.
Очень хотелось ободряюще схохмить, выдав что-то вроде: «Вижу, что ты»!
Но, интуитивно чувствуя, что сейчас не место и не время, я благоразумно молчал. Понимая, что любая истерика рано или поздно кончится. А вот такого циничного бездушия мне могут и не простить.
И, в общем и целом, всё-таки оказался прав. Сумевшая совладать со своими чувствами девушка, прижала ладошки к пылающим щёчкам и, ели слышно выдала.
— Кажется, я тебя люблю!
Глава 13
И от этих простых и, в общем-то обыденных пяти слов, мне сразу стало грустно. Так как понял, что в ближайшей перспективе и, именно с этой юной особью женского пола, быстрый перепихон откладывается. На весьма и весьма неопределённый срок.
Ведь, если речь идёт о простой физиологии, когда два юных, и только недавно достигших половой зрелости существа, начинают познавать мир и собственные тела, то короткие встречи без обязательств являются чем-то естественным. И таким же необременительным в моральном плане.
И, совсем другое дело, если речь идёт о тех, кого мы приручили. В этом случае просто потрахаться и разбежаться не получится. По крайней мере, без душевных, зачастую оставляющих шрамы на всю оставшуюся жизнь, травм. А так поступать с, в общем-то симпатичной и ещё недавно такой жизнерадостной девочкой, я сосем не собирался.
Бесспорно, именно теперь затащить невесть с какого перепуга влюбившуюся в меня девушку не составило бы никакого труда. Вот только, совершенно не представлял, что с ней делать дальше. Ну, не в ЗАГС же мне ещё вести, право слово!
Недолго повспоминав, что же такое этот самый ЗАГС и, так и не придя ни к какому выводу, как частенько в последнее время, выбросил это из головы и почесал затылок.
«Да-а! Дела, блядь»! — Вздохнул я. — «Выпендрился, называется, перед тёлкой».
Но, так как добрая сотня пар глаз смотрела на меня и, как подозреваю, душевные переживания Верочки волновали их в последнюю очередь, ободряюще погладил своего антрепренера по руке и снова взял аккорд.
Кто знает, может быть, слова следующей песни заставят Веру немного остыть и, чуть боле трезво взглянуть на окружающую действительность.
Мы выбираем путь… Идём к своей мечте!
И надо не свернуть, уже ни где, ни где
И, стоит шаг пройти! Заносит время след
Обратного пути, у жизни просто нет!
И, стоит шаг пройти! Заносит время сле-ед
Обратного пути у жизни просто нет!
Когда наступило время припева, я снова разделил голос на три разных тона и, отбивая больничным тапком ритм, обрушил на публики мощный гитарный риф. Который тут же был встречен дружным хлопаньем в такт, а стёкла в корпусе задрожали от будоражащих душу слов.
Поверь в мечту, поверь в мечту,
Поверь в мечту скорей!
Поверь в мечту, поверь в мечту
Как в красоту людей
Поверь в мечту, поверь в мечту
Поверь в когда-нибудь!
Поверь в мечту, поверь в мечту
Поверь в мечту, и в путь!
Немного успокоившаяся Вера прислонилась сзади и, обняв меня за талию, положила свою хорошенькую головку на моё плечё. Разумеется, это немного мешало и даже вызывало небольшое раздражение. Но, понимая, что оттолкнуть и тем самым, возможно до глубины души обидеть расчувствовавшуюся девушку, никак нельзя, я мужественно терпел это маленькое неудобство. И, как ни в чём ни бывало, начал второй куплет.
Усталость иногда… Сожмёт у сердца грудь
Настигнет нас беда, что осложнить… нам путь
Пройдём любви закат… И встретим с ней рассвет!
Поймём, пути назад, у жизни просто нет!
Пройдём любви закат… И встретим с ней рассвет!
Поймём, пути назад, у жизни просто нет!
Припев, вполне ожидаемо, пел при поддержке полусотни восторженно оравших глоток. Не стесняясь, народ вовсю топал и прихлопывал в такт мелодии. Но, каким-то, совершенно непостижимым для меня образом, гитару всё ещё было слышно. А мой, постепенно обретший силу и уверенность голос, по прежнему лидировал, перекрывая эту разномастную и бурлящую от восторга стихийно образовавшуюся группу поддержки.
Виктория Ивановна Синельникова после работы зашла навестить мужа, Сергея Петровича. А невольно оказалась среди слушателей этого, как она про себя назвала мероприятие, «конкурса больничной самодеятельности».
Не то, чтобы она была ярой почитательницей самородных дарований. Но, так как изнывающий от тоски Сергей, изъявил желание посетить объявленное за ужином мероприятие, уступила его просьбе и отказываться на стала. К тому же, Яков Моисеевич, бывший, если не в дружеских то, по крайней мере, в хороших приятельских отношениях с мужем, обещал подвезти после концерта на своём «Москвиче».
Что, в конечном итоге, перевесило недовольство от, как она полагала, зря потраченного времени. И, скрепя сердце, Виктория Ивановна отправилась в холл второго этажа. Народа, на удивление, собралось достаточно много.
Но, поразмыслив и поняв, что для томящихся, и мающихся от вынужденного безделья в госпитале больных, которых администрация особо не баловала развлечениями, даже такое, спонтанное и, как она полагала, совершенно непрофессиональное мероприятие, было подобно визиту, как минимум, Ливерпульской Четвёрки, решила что согласилась не зря.
Будучи в курсе местных реалий, и потому предусмотрительно захватив с собой стулья, они с мужем заняли пока ещё свободное пространство и принялись ждать.
— Кто хоть выступать будет, Серёж? — Еле слышным шёпотом поинтересовалась Виктория Ивановна. И, озираясь по сторонам, пояснила своё недоумённое любопытство. — А то я пока что артистов не вижу.
— Без понятия. — Пожал плечами Сергей Петрович. — Но, полагаю, нужно попросту подождать и вскоре мы обо всём узнаем.
— Зачем тебе это? — Просто, для того,
