вечеринка тут скоро начнется…
Я зажмурилась, прогоняя подступающие слезы. Может, еще не все потеряно? Стучать в дверь и звать на помощь, конечно, бесполезно – в таком шуме и грохоте все равно ничего не услышишь. Тот, кто заманил меня сюда, все правильно рассчитал. Судя по глухой темноте, на окно тоже надеяться не приходилось – да и откуда оно в машинном отделении? Тут наверняка все отсеки герметично изолированы на случай аварии или пробоины. Я даже не представляла себе размеров помещения: дверь прилегала плотно, и свет из коридора не проникал. Но должна же быть хотя бы лампочка?
Внезапно откуда-то раздался невнятный стон. Заледенев от ужаса, несмотря на жару, я замерла на месте. Кто здесь, с кем меня заперли? Даниле, когда я видела его последний раз, неслабо врезали по физиономии и едва не сломали руку, но в целом он был жив и даже относительно здоров…
Я напряженно прислушивалась, но больше не раздавалось ни звука. Откуда-то пришла злость: да я, оказывается, еще худшая трусиха, чем думала?
Я поднялась и пошарила руками по стене возле входа, но никакого выключателя не обнаружила. А потом снова обругала себя: у меня же есть телефон! Похоже, внезапное заточение отшибло последние мозги. Я выудила аппарат из кармана, запустила, отметив уже привычное отсутствие сети, и включила фонарик.
Выключатель обнаружился в непривычном месте в углу. Я щелкнула им, и помещение залил тусклый свет. Это оказалось что-то вроде подсобки, где хранился инвентарь для уборки: в углу стояли ведра и швабры, на полках стояли моющие средства. Надо было обогнуть стеллаж и посмотреть, что за ним, но я отчего-то медлила. В очередной раз обозвав себя трусихой и тряпкой, я шагнула туда и наконец увидела его.
Данила лежал на полу, кажется, без сознания… По крайней мере, он никак не отреагировал ни на мое появление, ни на включенный свет, и это было очень, очень плохим признаком. Он лежал на спине с закрытыми глазами, неловко подвернув руку, светлые волосы разметались по не самому чистому полу, на лице расплывался кровоподтек, но других повреждений я не заметила. Грудь неровно вздымалась под толстовкой, да и стон я слышала – по крайней мере, он точно жив…
Но что же мне с ним делать? Мама, конечно, взяла с собой аптечку с лекарствами на все случаи жизни, однако я не была уверена, что там нашлось бы средство от обморока, вдобавок я все равно не могла сейчас до нее добраться. Черт, там призраки пиратов захватывают теплоход, а я заперта в машинном отделении с бесчувственным парнем и не знаю, что предпринять!
Я опустилась на пол рядом с ним и осторожно позвала:
– Данила… Дан…
Он не отреагировал, и я тяжело вздохнула: кажется, словами делу не поможешь. Нащупав в кармане удачно завалявшуюся там после экскурсии упаковку влажных салфеток, я попыталась стереть кровь с его лица, но она уже засохла, а я боялась сделать ему больно. Может, напрасно – тогда бы быстрее очнулся?
Я заметила, что на лбу парня выступил пот, и снова испугалась: у него поднялась температура или это просто от жары? Здесь немного прохладнее, чем в коридоре, но все равно явно выше тридцати градусов. Я спохватилась, что сама до сих пор в куртке, скинула ее, и стало немного легче. Хорошо бы с Данилы тоже толстовку снять, но я боялась его трогать – вдруг рука сломана или еще что-нибудь повреждено? Почему он никак не приходит в себя?
– Дан… – громче позвала я, но опять безрезультатно.
Гул двигателей отсюда слышался слабее, но все равно шум стоял такой, что я сама едва слышала собственный голос.
Потеряв терпение, я аккуратно потрясла его за плечо:
– Дан, да очнись же!
Он снова глухо застонал, и я приободрилась. Похоже, хватит церемоний, времени на них совсем не осталось. Я старалась не думать о том, что сейчас происходит наверху.
Потрепав его по здоровой щеке – она казалась сухой и горячей, – я громко и четко проговорила:
– Дан, давай приходи в себя, мне некогда тут с тобой возиться. На теплоходе творится черт знает что, и ты должен помочь.
Его ресницы дрогнули, но глаза по-прежнему были закрыты. Тогда я, больше не думая об осторожности, провела салфеткой по его разбитой скуле. На ней остались пятна засохшей крови, а парень шевельнулся, поморщился и не без труда открыл глаза.
Я выдохнула, отстраняясь от него, и вдруг почувствовала неловкость. Как я сейчас буду ему все объяснять?
Но объяснять ничего не пришлось. Данила приподнялся на локтях, обшарил подсобку непонимающим взглядом и наконец сфокусировался на мне:
– Ты…
– Рита, – произнесла я, не уверенная, что он не забыл мое имя.
– Маргарита, – с трудом выговорил он. – Ты уже стала ведьмой?
– «Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня»[2], – не удержалась я, хотя момент для цитирования классики был крайне неподходящий.
Данила сделал попытку подняться, но ему это не удалось. Я помогла придвинуться к стене, и он бессильно привалился к ней спиной. Я скептически взглянула на него – да, с таким помощником далеко не уйдешь.
Похоже, парень правильно оценил мой взгляд:
– Где мы? Что тут происходит?
– Ты мне скажи, – отозвалась я. – Что с тобой случилось? Кто тебя так?
Тупой вопрос из голливудских фильмов «Ты в порядке?» задавать не стала – и без того было ясно, что он в полном беспорядке.
Данила поморщился, потрогал разбитое лицо:
– Боцман наш.
Я мысленно похвалила себя, что правильно догадалась.
– А чего он к тебе привязался?
– Вообще-то это дядя мой, – неожиданно сказал он.
– Родной? – не поняла я.
– Ну да, папин брат. У нас вся семья с речным флотом связана, и я пошел, как говорят, по стопам. Он меня на практику к себе на судно устроил, но сразу предупредил, что за наше родство поблажек давать не будет. Даже велел его по имени-отчеству и на «вы» называть, чтобы не нарушать субординацию и не раздражать остальных. Я счел, что это вполне справедливо, но подобного никак не ожидал, – Данила снова осторожно коснулся пальцами ссадины на скуле.
Я протянула ему салфетки:
– Приложи, легче станет. И сними толстовку, а то тут жара.
Он послушно потянул кофту через голову, но тут же охнул и схватился за локоть. Я закатила глаза. Похоже, нас ждет полный провал.
– Что еще? – недовольно спросила я.
– Рука, – коротко отозвался он. – Вывих, наверно.
– Давай помогу.
Я стянула рукав сперва со здоровой руки, а потом со всей осторожностью – с больной. Данила остался в той же полосатой футболке, она была слегка влажной. Я снова уловила знакомый аромат туалетной воды, слегка смутилась и отстранилась.
– Лучше?
– Намного, – кивнул он и, внимательно взглянув на меня, проговорил: – Спасибо.
– Не стоит, – еще сильнее смешалась я. – Что дальше было?
– Сначала все шло нормально, – продолжал Данила. – Но в этом рейсе он
