вид усердной работы медперсоналом. Я тоже спешила на мини-планерку интернов. Василий Степанович, как всегда, обязательно проверит не отупели ли мы за ночь и раздаст всем задания по заслугам. Ходили слухи, что пару лет назад он невзлюбил одного интерна и посылал каждый день выносить «утки» у престарелых пациентов, которые ночью уже не в состоянии дойти до туалета. А однажды просто закрыл в кладовке, строго настрого запретив выпускать оттуда. Ещё и влепил «прогул». Поэтому в чёрном списке этого инквизитора никому не хотелось засветиться. Не представляю, как отец мог с ним дружить.
Я прилежно каждый день выполняла свою работу. Приходила вовремя. На вопросы отвечала четко и по делу. Этакий отличник-трудоголик, которого так любят учителя и работодатели, но недолюбливают другие студенты, считая тебя скучным занудой. По сути, с детства это не изменилось.
А порой так хотелось отключить разум. Побыть той беззаботной девчонкой. Как раньше. Сделать какую-то глупость. Просто идти и улыбаться своим мыслям. Просто жить так, как хочется. Но я уже не та. Давно не та.
Быстрым шагом заворачивая за очередной угол, я услышала не ровный топот ног и громкие крики. Не думала, что меня что-то может сегодня удивить. Но хотя бы отвлекло от никому ненужных мыслей.
По коридору со спущенными штанами бежал Яковенко из десятой палаты. Босиком, с болтающимся средних размеров отдыхавшим членом, он с хохотом убегал от предпенсионного возраста санитарочки. Парень чуть младше меня, худощавого телосложения, заливаясь звонким смехом, путаясь в штанах и периодически оглядываясь бежал в мою сторону. Не поспевая за ним, пухлая Наталья Ильинична, громко охая трясла кулаком в сторону убегающего.
— Лёшка, ох! А ну стой, подлец курчавый! Я вот тебе пипирку сейчас на шею завяжу. Стой говорю! Слабительного в следующий раз со снотворным намешаю! Ох…
Уже не такая шустрая женщина не могла угнаться за молодым парнем, который не первый раз решил поиздеваться над персоналом. Мне тоже от него доставалось. Поэтому я ловко выставила ногу. Не профессионально, но действенно. Со всего маху налетев на мою ногу, он с трехэтажным матом рухнул на начищенный пол. Слаженная работа.
Трясущейся рукой довольная женщина дала мне «пять», задыхаясь от быстрого для неё бега.
— Мария Зиновьевна! — парень, лёжа на холодном полу, обвёл руками мой силуэт с наигранной печалью на лице. — Машенька, вот от тебя я такого предательства никак не ожидал. Ранила в самое сердце, — он стыдливо прикрыл лежачий член руками.
Вот кто живет полной жизнью. Моя задница ни единожды была подвергнута нападению его шаловливых рук. Мне было в радость наказать его.
— А ну вставай, пока я санитаров не привела! У нас с тобой проверка простаты, — Наталья Ильинична с кровожадной улыбкой Ганнибала нависла над сжавшимся парнем.
Я же, оценив обстановку, поспешила на пятиминутку, не обращая внимания на призывы о помощи, раздающиеся за спиной.
— Ну что, орлы? Готовы к очередному дню? — с прямой спиной Василий Степанович расхаживал перед нами, всматриваясь в лица. — Да кого я обманываю? Давайте просто проведём этот день, никого не убив, — его плечи поникли под тяжестью судьбы.
— Так точно, шеф!
— Помолчи, Серов! Значит так. По списку. Зарина! Сегодня помогаешь Сан Санычу. Ну там. Чем он занимается. Бумажки заполнить. Стопарик налить. Егоров! Готовишь Михееву к операции. Жихарева! Со мной к Леночке в отдел. Рук не хватает.
В педиатрии я почти полный ноль. Вернее, в практике. Не особо ладила с детьми, и они отвечали тем же. Воспоминания из детства душили все «уси-пуси» мысли. Жестокость, граничащая с детской непосредственностью, навсегда отбила желание иметь когда-то своих. Их открытые любопытные, а порой и пугливые взгляды в мою сторону затрагивали что-то глубоко в душе.
Не хотела бы, чтобы моего ребёнка травили из-за не стандартной внешности его матери. Ведь судьбы многих разрушило именно детство. Стоит только посмотреть передачу Малахова. Мать-алкоголичка оставляла дома маленьких детей на несколько дней без еды. Отец насиловал свою несовершеннолетнюю дочь. Родители держали на цепи несколько лет детей, как собак. Дрожь бьёт от такого. И кто потом вырастает из таких детей? Наркоманы и уголовники. А если ребёнка с детства травят, то бедолага становится нелюдимым и забитым. Я такого не хочу. Лучше пусть его никогда не будет.
Поэтому шла я в педиатрическое отделение с вновь проснувшимся предчувствием неизбежности.
Сколько бы я уговаривала себя, что не люблю детей, сердце сжималось от вида этих бледных мордашек. Многие слабенькие, с потухшими глазами сидели у окна, завистливо представляя, как их сверстники веселятся за стенами этой «темницы».
Мой первый пациент с серьезным не по годам лицом смотрел на сидевшую рядом санитарку, уговаривающую его съесть хоть ложку овсянки.
— Мишенька, давай. За папу. За маму. Смотри какой самолётик летит. Вжжжжж, — Юля, изображая ложкой самолёт, пыталась сквозь плотно сомкнутые губы протолкнуть кашу.
Я всегда обожала овсянку, но только ту, что готовила повар нашей школы Фаина Николаевна. У меня даже слюнки потекли от воспоминаний. Не говоря уж о полезных качествах каши. Но детям же не докажешь.
Что-то знакомое мелькнуло в памяти, глядя на этого ребёнка. Заглянув в адрес проживания и в историю болезни, я чуть было не хлопнулась на пол. Не ожидала, что встречу ещё раз своего «тонущего котёнка».
— У вас с головой-то всё нормально? Какой самолётик? Женщина, кушайте сами эту гадость, — он отпихнул рукой ложку и разразился хриплым кашлем.
— Михаил, как ты себя чувствуешь? — голос дрогнул, когда пытливый взгляд его голубых глаз остановился на мне. Он удивленно посмотрел на меня, отпихивая уже остывшую овсянку от своих губ.
— А вы ещё кто? — мальчишка сложил ручки на груди, пытаясь быть серьезным.
— Я та, кто пришёл спасти тебя от овсянки.
— Слава богу. Хоть один разумный человек в этом аду, — он театрально поднял глаза к потолку, поморщился от его вида и вновь посмотрел на меня.
— Мы сейчас с Вами запишем в историю болезни показатели здоровья, а потом я поищу на кухне блинчики, — я строго на него посмотрела. — Только если Вы будете со мной честны, молодой человек.
— Все что угодно, только избавьте меня от неё! Иначе я засужу вашу Юлю по статье 110 УК РФ «Доведение до самоубийства».
Честно. Я старалась не расхохотаться. Но это чертовски сложно, когда пятилетний ребёнок, который и читать то не умеет, цитирует, наверняка, кого-то из взрослых. Отца или мать.
— Итак, Михаил. Горло болит?
— Да.
— Кашель?
— Немного.
— Голова?
— На месте.
— Хорошо. Проверим температуру и всё. Если ты честен со мной, то это характеризует тебя, как взрослого и умного
