…когда Донал мог бы спасти её, но было уже слишком поздно, теперь всегда будет поздно — целая жизнь и вселенная отделяют его от той секунды, когда он мог бы начать действовать, и все было бы по-другому.
— Нет!
…лужица наполнялась темной кровью, вытекавшей из её разбитого черепа.
И тут Донал все-таки сдвинулся с места.
Он рванулся вперед. Малфакс Кортиндо повернулся на сто восемьдесят градусов, готовый воспользоваться приемом па-куа, но он был не единственным, кто изучал боевые искусства. На его прием Донал ответил своим — ударом ладонью по ладони. Пистолет вылетел из руки Кортиндо, затем он вонзил пальцы в его глазницы, локтем заехал мерзавцу в глотку, а коленом — между ребер, целясь в селезенку, и не промахнулся.
Обхватив одной рукой шею Кортиндо, Донал резко развернулся. Он крепко прижал его к себе, словно возлюбленного, потому что так требовала техника борьбы. Наконец со всего размаха швырнул Кортиндо на каменные плиты.
«Околдованные» стояли, не шелохнувшись.
Ты чувствуешь…
Он повержен, но ещё не мертв. Кортиндо — это страшная, смертельная опасность. Донал поднял колено.
…песню?
И опустил его вниз.
Резко и жестоко.
* * *
И в то же мгновение все «околдованные» упали на пол и застыли в сложных позах тауматургической[3]комы. Однако ещё живые.
Мертвы были только Малфакс Кортиндо и дива.
Она надеялась, что я спасу её.
Донал тыльной стороной ладони стер с лица что-то горячее и влажное. Это мог быть пот, могла быть и кровь.
Спасти её. Даже не помнила…
Все-таки кровь. Какая-то рана, которую он не заметил.
Сучка даже не помнила моего имени.
Но она была так хороша. Даже сейчас, распростертая на каменных плитах, с вечностью, застывшей во взгляде, бледной кожей, забрызганной алой кровью, в прекрасном театральном платье, насквозь пропитавшемся горячей липкой влагой жизни. А вокруг реакторы словно излучали какой-то темный свет, а гул их был страшнее гробового молчания.
Ты слышишь кости?
Не спеша и не сводя глаз с дивы, с прекрасной дивы, Донал поднял с пола «магнус» и положил его в кобуру.
Затем присел на корточки рядом с её прекрасным телом.
Так хороша!
Донал просунул руки под её совершенное тело.
Идеальное…
Постарался успокоиться.
Ты пробуешь…
И снова встал, держа её на руках. Он сделал один шаг, затем другой. Он… они уходили, Донал и самое совершенное творение во всей вселенной навсегда уходили отсюда.
…песню?
* * *
Донал воспользовался лифтом для транспортировки людей, который помнил с прежнего своего посещения. Он гордо стоял посередине стального поднимающегося диска с дивой на руках. Одна её рука безжизненно повисла.
Вдруг диск резко содрогнулся и застыл посередине черного рельефного купола. Купол раскрылся, и Донал оказался посередине небольшого закрытого дворика.
Стальная дверь во внутренней стене была приоткрыта. Два человека без сознания валялись на земле. Как и их товарищи внизу, они тоже были «околдованы» и находились в такой глубокой коме, что спасти их могло только тауматургическое вмешательство.
Однако Донала это не заботило.
Совершенство.
Он перешагнул через лежащих на земле людей и вынес диву в более обширный двор, где стояли три черных автомобиля. На дверцах каждого из них был изображен черный череп с Уроборосом. Все вокруг было совершенно неподвижно.
Высвободив одну руку, Донал взялся за дверцу ближайшего из автомобилей. Она без труда открылась.
Хорошо.
Он перенес её к багажнику, свою божественную диву, немного присел, чтобы повернуть ручку — осторожно, не урони! — и отступил, когда поднялась крышка. Затем с предельной осторожностью и нежной улыбкой на губах положил прекрасное тело дивы в багажник.
И захлопнул крышку.
Донал проследовал к воротам, там он нашел ещё двоих лежащих на земле людей. Три ключа от машин висели на крючках, и он забрал их сразу все. Покончив с этим, с помощью нескольких медных рычагов открыл внешние ворота.
Вернувшись к машине, Донал стал подбирать ключи. Подошли вторые. Перед ним со стоном медленно открывались громадные стальные ворота, Донал тем временем подошел к канализационному колодцу в земле и бросил в него сквозь решетку оставшиеся ключи. В темноте послышался зловещий всплеск.
Он сел в машину, включил зажигание и на первой скорости рванул вперед. Проехал в громадные ворота, которые все ещё продолжали открываться, и повернул на пустынную улицу, где давно заброшенные здания взирали на него слепыми глазницами окон.
Небо над ним пульсировало оттенками темно-лилового цвета.
* * *
У лейтенанта ушло два часа на то, чтобы выбраться из центрального района Тристополиса. Он пользовался малолюдными улицами и переулками, стараясь не выезжать на крупные магистрали. Он ни разу не превысил скорость, ехал осторожно и внимательно.
Так прекрасна…
…Донал пытался все внимание сосредоточить на дороге, несмотря на то, что у него в багажнике лежало самое прекрасное создание во всей вселенной. Это было трудно, ему постоянно хотелось остановиться и позволить отупляющему трансу полностью овладеть им. Ему хотелось выйти из машины, открыть багажник и прикоснуться к несравненной красоте… но нет, не сейчас. Не сейчас.
Так прекрасна…
И не просто прекрасна, а безраздельно принадлежит ему.
Выехав за пределы города, Донал повернул машину к Черному Железному Лесу, в который немногие смельчаки отваживались проникать, а ещё меньше храбрецов задерживалось там надолго. Возможно, поэтому приюту так и не удалось с выгодой для себя продать домик. А может быть, Донал должен быть благодарен сестре Мари-Анн Стикс, которая все устроила ради него.
Родители Донала погибли, когда младенцу была всего неделя от роду, дед же его, человек суровый и одинокий, пережил их на тринадцать лет. Он не желал связываться с воспитанием ребенка, но и не отказался от него. Когда же Джек Риордан умер за год до «окончания» Доналом приютской школы — парня просто вышибли оттуда в день его четырнадцатилетия! — Доналу по наследству достался домик и небольшие сбережения, которые позволили ему продолжить учение и подготовиться к вступительным экзаменам в Высшую военную школу.
Насколько ему было известно, об этом месте никто из его коллег не знал. Он никогда о нем не упоминал, крайне редко посещал и уж наверняка никого туда не привозил.
