что расчищала рельсы машинально, не обратив внимания на предупредительный гудок паровоза. Санитарный! Снова санитарный! Сколько же их, раненых и искалеченных, везут с фронта! С лопатой наперевес я шагнула в ближайший сугроб и неожиданно для себя оказалась в объятиях Антона. Он подхватил меня сзади, прислонившись грудью к моей спине и жарко дохнул мне в ухо:
— Упадёшь!
Я испуганно шарахнулась от него в сторону:
— Не упаду! Пусти немедленно!
— А Антоха-то наш хват! — шутливо закричала весёлая краснощёкая заводила Маришка. — Москвичку себе выбрал, не прогадал!
Она притопнула валенком так весело, словно собралась на гулянку, а не перелопачивать километры снежных заносов. Её слова перекрыл весёлый хохот ребят, радующихся любой возможности отдохнуть. Я увидела напряжённые глаза Полины и залилась краской, словно совершила плохой поступок…
Домой мы с Полей шли в тяжёлом молчании. Я попробовала с ней заговорить, но чувствовала, что слова звучат фальшиво, потому что мы обе думали об Антоне и обе знали, о чём думает каждая. В этот вечер я с особенным усердием плела лапти, но получалось плохо, потому что мысли занимали Антон, Полина и я, некстати оказавшаяся на чужом месте.
* * *
Баба Лиза спала в маленькой спаленке, отделённой от горницы ситцевой занавеской с кружевным подзором. Занавески всегда были задёрнуты. Я ни разу не заходила в заповедные владения бабы Лизы, но видела, что божница в углу заставлена иконами. В скромном деревянном киоте с образом Богоматери лежала жёлтая восковая роза. От потемневших ликов святых веяло торжеством и таинственностью другого, незнакомого мне мира, и я невольно вспоминала наказ бабы Лизы молиться за родителей, послушно шепча вечное «Господи, помилуй». Имена мамы и папы я не называла, потому что при любом упоминании невольно начинала плакать. А плакать нельзя — надо держаться и бороться! Каждую неделю я писала письма папе в часть, но ответ не приходил.
«Идут бои», — уговаривала я себя, повторяя вслед слова бабы Лизы, что на войне всяко бывает, а на мою московскую Авиамоторную улицу обязательно придёт праздник.
Кровать Полины стояла за печкой, а мне выделили сундук в закутке между шифоньером и стенкой бабы-Лизиной спаленки. Те сундуки, что мне доводилось видеть на своём московском веку, имели покатую крышку и уж совершенно точно не годились под спальные места. Но сундук бабы Лизы я назвала бы не сундуком, а сундучищем длиной метра полтора, с совершенно плоской крышкой. Положенный на сундук матрац, набитый сеном, и рядно вместо простыни делали его вполне пригодной постелью. Чтобы уместить на сундуке мои метр шестьдесят два сантиметра роста, приходилось поджимать ноги, что не влияло на качество сна: натрудившись в бригаде железнодорожных рабочих, я засыпала ещё в полёте до подушки. Но в последнее время вместо сна в голове крутились бесконечные диалоги без начала и конца. Ворочаясь с боку на бок, я мысленно выговаривала Антону:
«Антон, зачем ты постоянно оказываешься рядом со мной? Зачем смотришь в глаза и стараешься помочь, если у меня с руки слетела варежка или я не успеваю выполнить норму работы? Неужели ты не понимаешь, что ссоришь меня с подругой, которая приютила меня, обула и накормила? И потом, я не могу с тобой любезничать, потому что помню о другом парне, таком же москвиче, как и я. Лучше оглянись и посмотри на Полю! Ты нужен ей, а не мне!»
Понурившись, Антон молчал, и я начинала злиться, что трачу слова впустую и что завтра утром мне придётся опять встретиться с ним на работе и прятать от Полины виноватые глаза.
Поля старалась держаться со мной ровно, но я понимала, что наши отношения дали трещину, которая расползается всё шире и шире весенним льдом под ногами. Мы перестали шутить друг с другом, почти не разговаривали, а вернувшись с работы, рассаживались по разным углам — я за лапти, а Поля за книгу. Дальше так продолжаться не могло. Мне предстояло что-то решать и не портить ей жизнь.
Незаметно для себя я провалилась в маятный жаркий сон без сновидений и проснулась от жаркого тягучего шёпота. Звуки исходили из спаленки бабы Лизы. До меня долетел запах восковых свечей. Сквозь дощатую перегородку моего закутка я безошибочно распознала сухую хрипотцу бабы Лизы и ещё пару голосов, прежде не слышанных. Было ясно, что все собравшиеся — пожилые, если не сказать старые. Говорили хором, нараспев, речитативом, с долгими паузами и короткими восклицаниями: «Господи, помилуй!»
Молятся, что ли? Я перекатилась на спину и приподняла голову. Речь звучала странно, завораживающе и незнакомо. Я скорее угадала, чем поняла, что женщины просят о победе русского воинства над супостатом и о мире в державе нашей. Вдруг среди имён за здравие, которые стали перечислять старухи, после рабы Божией Полины я услышала Ульяну. Меня окатило тёплой волной благодарности, смешанной с холодным льдом стыда: за меня молятся, а я… А я, получается, отбиваю парня у Поли.
Утром, когда мы шли на работу, чтобы прервать молчание, я просила у Полины:
— Ты слышала, что ночью к бабе Лизе приходили гости?
Поля махнула рукой:
— Слыхала, как не слыхать? Это бабусины подружки Сергеевна с Максимовной любят по ночам шастать. Днём, вишь, им некогда, а по ночам бессонница, вот они и куролесят втроём. Не обращай внимания.
— Я и не обращаю. — Я тронула Полю за рукав: — Но знаешь, они о нас молились.
Поля усмехнулась:
— Старорежимные бабки, что я них взять?
Но я могла бы поспорить, что в душе она гордится своей бабушкой, потому что впервые за последние дни в её голосе прозвучали тёплые весенние нотки.
ВЕЧЕРНЕЕ СООБЩЕНИЕ СОВИНФОРМБЮРО
1 ЯНВАРЯ 1942 ГОДА
В течение 1 января на ряде участков фронта наши войска, преодолевая сопротивление противника, продолжали продвигаться вперёд, заняли ряд населённых пунктов, и в числе их г. Старица.
* * *
За 31 декабря уничтожено 12 немецких самолётов. Наши потери — 4 самолёта.
31 декабря наша авиачасть, действующая на Западном фронте, уничтожила 4 немецких танка, 154 автомашины с военными грузами, 34 повозки со снарядами, несколько железнодорожных цистерн с горючим, подожгла 3 железнодорожных состава и рассеяла 2 батальона вражеской пехоты.
* * *
В результате упорных боёв с противником наша часть, действующая на одном из участков Западного фронта, выбила немцев из ряда населённых пунктов, истребила 800 вражеских солдат и офицеров и захватила 12 немецких орудий, 20 станковых пулемётов, 5 миномётов, 2 танка, 12 автомашин и много других военных материалов.
* * *
