природы Руслан вовсе не был мнителен, он унаследовал от отца здоровую психику торгаша – привычку ни во что не углубляться и ничего лишнего не надумывать, а точно просчитывать возможные прибыли и убытки. Вот и сейчас, обдумав всё хорошенько, он совершенно убедился в том, что доказательств мало. Самое главное, что с наркотой его не взяли, – значит, по-настоящему у прокуратуры ничего на него нет. Что же касается избиения Леры, то в свидетелей этого он не очень верил, догадывался, что Новоковский их придумал, чтобы его припугнуть. А показания самой Леры – да кто поверит этой наркоманке со стажем? Обдолбалась и всё сама придумала.
Кстати, о самой Лере Руслан почти не думал – он нисколько не раскаивался в своем поступке и не испытывал никаких угрызений совести. Первое время он был еще очень на нее зол и всё никак не мог поверить в то, что она решилась его сдать, – слишком беспомощной она ему всегда казалась, к тому же у нее самой, как говорится, рыльце было в пушку. Но потом он вообще перестал о ней думать – ее неожиданные признания были свершившимся фактом, здесь уже ничего нельзя было поделать, и не стоило теперь терзаться бессильной злобой и портить себе нервы из-за этой дуры. Сейчас надо было думать, как выпутаться из этой истории.
И в этом Руслан очень надеялся на своих коллег по ОБНОНу – он был уверен, что они вспомнят про него и вытащат его отсюда. В этом-то и состоял его тайный замысел, намек, который он хотел сделать Новоковскому во время допроса. Похоже, он свято верил во всесилие круговой поруки в нынешней милиции. Но прошел день, другой, а к нему так никто и не пришел. Тут уж Руслану пришлось признать и смириться с тем, что ментам нет до него никакого дела, что о нем все забыли, и он почувствовал себя совсем одиноким, брошенным на произвол судьбы в этом богом забытом изоляторе.
Да и обстановка тут не способствовала радужным надеждам. В камере с глухой железной дверью и решетками на окнах кроме него было еще три человека. Двоих задержали за кражи, а третий, Дима, совсем еще юный симпатичный паренек с живыми карими глазами и растрепанными космами нестриженых каштановых волос, оказался здесь за покушение на убийство. Кажется, у него это вышло случайно и тоже из-за каких-то разборок с наркотиками. Этот Дима был невероятный шалопай и разгильдяй, и всё ему было нипочем – своего нового положения задержанного он нисколько не боялся и перед сокамерниками не тушевался, а, напротив, всегда выступал заводилой разговоров и единственного доступного в камере развлечения – игры в карты. Говорил он исключительно матом (сохраняя при этом самый невинный вид), без конца рассказывал какие-то фантастические истории, якобы с ним приключившиеся, и веселил всю компанию, охранников и даже своего адвоката, которого успел совершенно обаять. Его оптимизма и позитивного настроя не могли сломить, наверно, никакие обстоятельства.
А вот Руслану было не до веселья. К своей досаде и даже некоторому страху, он довольно быстро заметил, что собратья по несчастью его избегают и обращаются с ним очень холодно. Руслан, конечно, понимал, в чем дело. Он с ними не откровенничал, но они каким-то образом догадались, что Руслан из милиции, и с самого начала не скрывали своей неприязни к нему. Они с ним почти не разговаривали и никогда не предлагали сыграть в карты. Даже неизменно дружелюбный Дима посматривал на него как-то насмешливо и с издевкой. Руслан всё это для себя отметил и загрустил еще больше. Тут, кстати, вспомнились ему и слова Сергея Александровича про пятнадцать лет и про то, что «ментов на зоне не любят». Если здесь, в изоляторе, откуда рукой подать до прежней вольной жизни, к нему так относятся, то что же будет дальше?
За окном, затянутым железной решеткой, природа жила своей жизнью – то выходило солнышко, то валил снег, то проходил по двору важный рыжий кот. И в камере тоже продолжалась своя особая жизнь – люди разговаривали, смеялись, играли в карты, осторожно делились друг с другом своими предположениями и надеждами. А Руслан был в этой жизни лишний – всё это время он был полностью предоставлен самому себе, сокамерники его упорно игнорировали, он не мог даже расслабиться вместе с ними за игрой в карты, и всё, что ему оставалось, – это думать о будущем. И чем дольше сидел он в изоляторе, тем безрадостнее оно ему казалось. Нет ничего опасней для сознания человека, чем потеря связи со своими близкими, со своей средой и вынужденная изоляция среди враждебно настроенных людей – в такой обстановке даже у более опытных и сильных людей может «съехать крыша». А Руслан хоть и был хитер и сообразителен, но в глубине души – труслив, да и жизненного опыта у него было маловато, а вся его показная самоуверенность основывалась на прежней длительной безнаказанности. Теперь же, оставшись один на один с ситуацией, он почувствовал, что не выдерживает такого напряжения. Ночью Руслан всё не мог как следует заснуть – ему начинала мерещиться зона, все те ужасы, которые его там поджидают. Он вспомнил старинного приятеля своего отца, который еще до перестройки отсидел три года за то, что тогда называлось «валютными махинациями». Тот человек очень не любил говорить о зоне и только однажды в разговоре с Русланом как бы нечаянно обронил одну многозначительную фразу: «Если бы для школьников проводили экскурсии на зону, то преступлений совершалось бы в два раза меньше». Тогда Руслан не обратил на эти слова почти никакого внимания, а сейчас они вдруг вспомнились ему, и не просто вспомнились, а высветились в его сознании во всех тех грозных и пугающих подробностях, которые за ними стояли. Теперь эта фраза ретроспективно приобрела для него значение предзнаменования. Он подумал о том, кем он выйдет оттуда. И выйдет ли вообще?.. Пятнадцать лет казались молодому человеку огромным сроком, практически всей жизнью. И теперь эту жизнь могли у него отобрать.
Двое суток он еще крепился и ждал вестей с воли, а под конец третьего дня, так ничего и не дождавшись и проведя всю предыдущую ночь без сна, всерьез затрясся, не выдержал и вызвал через охранника следователя.
Глава 12
Услышав от охранника долгожданную новость, Новоковский почувствовал, что у него будто гора с плеч свалилась, – ура, Руслан сломался! Сергей Александрович тут же засобирался в изолятор – надо было
