– Вот, извольте видеть, вашескородие, – зачастил он. – Пропадаем без пригляду и доброго слова, а также тепла…
Насчет последнего тип явно не врал. В продуваемом всеми ветрами помещении, которое язык не поворачивался назвать палатой, было, мягко говоря, свежо. Печку, судя по всему, топили лишь раз в сутки, и это время еще не наступило, а потому страждущие кутались кто во что горазд.
– Годи, – грубо прервал его фельдшер. – Их благородию не до тебя!
– Семушка, ты как? – наклонился к мальчишке Будищев.
– Хорошо, – едва шевеля губами, прошептал тот и вымученно улыбнулся.
– Я вижу, – хмыкнул подпоручик.
– Я за им ухаживаю, – снова влез сосед, с преданным видом заглядывая в глаза моряку.
При этих словах парнишка немного поморщился, как будто упоминания о заботе были ему неприятны.
– Значит так, – решительно заявил Будищев. – Мальчика я забираю.
– Как прикажете, – с готовностью кивнул отставник. – Я сейчас кликну кого поздоровее, чтобы, значит, донесли до санок.
– Чего же кликать, когда я тут уже! – воскликнул тип, в порыве усердия намереваясь сграбастать Семена и поволочь, куда прикажут.
– Отвали, – отпихнул его Дмитрий и подхватил лежащего Семку на руки.
Широко шагая, он бережно нес свою ношу посреди увечных, убогих, завшивленных пациентов, провожающих их безучастными взглядами, в которых читалась полная безнадега. Неугомонный сосед и, не подумав отстать, бежал следом, придерживая одну из ног мальчика и попутно покрикивая на прочих обитателей, посторонитесь, мол, сукины дети!
– Осторожнее, ваше благородие, – счел своим долгом предупредить фельдшер. – Насекомые могут быть.
– Боишься казенных блох не досчитаться?
– Никак нет, – не удержался от ухмылки старый служака, – тут этого добра с избытком.
Извозчик, завидя столь странную процессию, встрепенулся и помог укладывать больного, прикрыв его меховой полостью. Будищев пристроился рядом, фельдшер вытянулся, отдавая честь, а мутный тип, в чаянии вознаграждения, упорно лез на глаза, придав лицу просящее выражение.
– Возьми, любезный, – протянул служителю полтинник Дмитрий. – Следи за больными, люди все же, а не собаки!
– Благодарствую, – с достоинством принял тот монету.
– А мне? – едва не взвыл сосед, внезапно осознав, что его игнорируют.
– Будь добр, дай ему по роже, я верну при случае, – поморщился подпоручик и повелительно бросил вознице: – Трогай!
– Это со всем нашим удовольствием!
* * *
По-хорошему Семена следовало отвезти в больницу, благо в Петербурге в них не было недостатка, но Будищев решил иначе и направился прямиком к Студитскому, недавно прибывшему в Петербург.
Доктор, как и большинство людей его профессии, снимал большую квартиру, чтобы иметь возможность принимать пациентов. Во всяком случае, швейцар появлению офицера с мальчиком на руках совсем не удивился, даже помог им подняться по лестнице. Имевшая неосторожность открыть дверь служанка была бесцеремонно отодвинута в сторону и еле успела пискнуть что-то вроде «смотровая там».
– Что здесь происходит? – удивленно спросил вышедший на шум хозяин.
– И вам здравствуйте, Владимир Андреевич, – широко, во все тридцать два зуба улыбнулся моряк. – Мы тут немного приболели!
– Добрый день, – машинально отозвался врач, никак не ожидавший, что его практика начнется так скоро, после чего принялся за осмотр.
– Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете? – наклонился над нежданным пациентом Студитский.
– Голова кружится, – жалобно отозвался тот.
– Сними рубашку, я тебя послушаю.
– Хорошо… ох!
– Рука болит?
– Да.
– А так?
– Ой-ей-ей!
– А синяки откуда?
– Да так…
– Один придурок руки распустил, – хмуро пояснил подпоручик.
– Понятно. Кто вам этот мальчик, если не секрет?
– Ученик.
– Вот даже как? – высоко поднял брови врач, продолжая работу.
– Что с ним? – нетерпеливо спросил Будищев, когда тот закончил.
– Пока не могу сказать ничего определенного, – с непроницаемым лицом отозвался тот. – Можешь одеться, дружок.
– Что, все так плохо? – хмуро спросил Дмитрий, когда они остались одни.
– Ну не то чтобы совсем плохо, однако приятного мало. Давно это случилось?
– Вчера.
– Почему не обратились к врачу?
– Как раз обратились. Только меня под рукой не было, и Семку отвезли в какую-то дыру на теле мироздания. Врачей нет, ухода нет, про кормежку просто молчу. Вонь страшная, а по углам столько пенициллина выросло, триппер залечить можно.
– Что, простите?
– Я говорю, плесень кругом, несмотря на зиму.
– Нет, я про триппер. Вы знаете, что он неизлечим? И при чем тут плесень?
– Не обращайте внимания, Владимир Андреевич, вы же знаете, я иногда всякую хрень несу. Скажите лучше, что с мальчиком? У него-то все излечимо?
– Того заболевания, что вы походя упомянули, слава богу, нет. Переломов, насколько я понимаю, тоже. Остальное поправим. Сотрясение мозга это не смертельно, хотя и чревато последствиями. Нужен покой, хорошее питание и соответствующий уход. Вы сможете это обеспечить?
– Да. Он будет жить у меня.
– Ну и превосходно. Сейчас я напишу рецепт.
Договорив, Студитский сел за стол и набросал несколько строк на небольшом листке. Присыпав свежие чернила песком, подождал, когда они высохнут, после чего стряхнул остатки в корзину для бумаг.
– Готово, – с удовлетворением кивнул он и хотел было протянуть бумагу Будищеву, но остановился на полпути.
– Что-то не так?
– Дмитрий Николаевич, – пытливо вглядываясь в глаза Будищева, начал врач, – вы, когда говорили про лечение гонореи, имели в виду случайно не плесень из рода penicillium?
– Понятия не имею, о чем вы, – пожал плечами подпоручик, но заметив недоверчивый взгляд врача, неожиданно сам для себя добавил: – Могу сказать лишь, что это средство уничтожает все болезнетворные микробы в ранах. Но как и из чего его получать… вообще не в курсе.
– Ну, конечно, – скептически покачал головой врач. – Как и про ту засаду. Впрочем, не хотите говорить, не надо. Теперь отправляйтесь домой. Через три дня я вас навещу, а если состояние ухудшится, то дайте знать, приеду немедленно.
– Благодарю, Владимир Андреевич. Сколько я вам должен?
– Я еще не начал практиковать, так что этот визит не будет стоить вам ничего. И уберите ваш бумажник, а не то я обижусь. В конце концов, мы с вами немало пережили во время последнего похода.
