приколов — ясновидение там какое-нибудь завалящее (типа твоей чуйки) или способность сломать мир жопой…
— Ты серьёзно?
— Нет, для смеху. Но девчонку, которая рисовала картинки, и становилось по нарисованному, я лично встречала. А чем жопа хуже? Всё, держи руль, выходим.
Моргнуло, колёса подпрыгнули, снова туман.
— А почему я тут ничего не вижу, раз я тоже «человек фрактала»?
— Тренировки нет. Ты видишь, просто тебе мозг запрещает это осознать. Напускает туману, чтобы будка не потекла. Корректорам, например, поперву специальные очки напяливают, чтобы у них крышечку с чайничка не срывало, потому что реально можно тронуться. Потом, притерпевшись, ничего. Хотя очки многие так и носят. Привычка, — она поправила большие «авиаторы» на носу.
— Так ты корректор?
— Нет, блин. Я курьер. Отстань. Не отвлекайся, смотри, сейчас будет свёртка. Слева. Постарайся её увидеть не в последний момент…
У меня получилось. Ну, почти. Чуть резковат вышел манёвр, но попал же?
— Не дрова везёшь! — завопила сзади Донка.
Туман пропал, солнце зажглось.
— И где это мы? — спросил я.
— Откуда мне знать? — ответила Аннушка. — Какой-то мир, с которым нам оказалось по пути.
— Не нравится он мне что-то.
— Подумаешь, может быть, ты ему тоже не нравишься. Тебе с ним не жениться, солдат. Зато прямик тут шикарный, километров на триста. Мы из-за этих мудил с пулемётом чёрт-те куда усвистали, не помешает срезать пару углов.
— Подозрительно хорошая дорога, — сказала Донка внезапно, — не к добру.
Шоссе тут действительно шикарное — широкое, гладкое, идеально прямое, как по линеечке. Покрытие без единой трещинки, на асфальте ни песка, ни пыли, ни листьев, разметка сияет снежной искрящейся белизной, высокое ограждение как будто вчера покрасили, а сегодня помыли.
— Хм, — признала Аннушка, — действительно, чистенько как-то. Может, живой срез? Но почему движения тогда нет?
Машин на этом хайвее не наблюдается ни единой.
— Странно, что нет разделительной полосы, — сказал я, — как будто тут встречного движения не бывает. И знаков нет вообще.
— Мало ли, как у них оно организовано. Может, встречное по другой дороге пустили. И знаки какие-нибудь электронные, а нам их просто считать нечем. Судя по антуражу, срез технически продвинутый.
— Аннушка, — сказала Донка, — я согласна со служивым, мне тут не нравится.
Моя чуйка молчит: немедленная опасность нам, похоже, не угрожает. Но меня предостерегали от «чистеньких» срезов, и, я думаю, не зря. Люди — это самое опасное, что можно встретить в любом из миров. Вот, например, если это действительно шоссе с односторонним движением — то в ту ли сторону мы едем? У нас за езду по встречке по головке не гладят. Или, ещё вариант: всё вылизано, а машин нет потому, что трасса перекрыта для проезда кортежа какого-нибудь местного президент-падишаха. И тут мы ему навстречу такие красивые… И это я просто навскидку предположил, так-то в чужом мире и попричудливее варианты могут оказаться. Вот сейчас доедем до какого-нибудь поста местного ГАИ, и примут нас там под белы ручки…
— Не сцы, солдат, — сказала Аннушка, когда я поделился с ней опасениями. — Если что, просто на Дорогу обратно прыгнем. А пока рули, сколько рулится.
Я рулю, но опасения не проходят. Не люблю непонятного. Но чуйка не верещит, а у Аннушки опыта в этих делах больше. Тем более что без неё я всё равно ни на какую дорогу не выйду, хотя я и этот, как его… «человек фрактала», во.
— А какие вообще бывают люди фрактала? — спросил я, чтобы отвлечься от неприятного чувства неправильности происходящего. — Ну, глойти, кто там ещё…
— Вот, смотри, — ответила девушка, — взять таких, как ты. Вас как только не называют: «проводники», «гаражисты», «лазутчики», «контры». Все вы таскаетесь через кросс-локусы — места, которые как-то связаны в разных ветвях фрактала. Глойти — те, кто ходит по Дороге, умеют на неё выйти, на ней не сдохнуть и с неё уйти. Есть ещё мультиверс-операторы, эти оперируют резонансами размещённых в разных срезах древних объектов, реперов. Сейчас их почти не стало, потому что Коммуна, монополист в этой технике, перешла на порталы, они удобнее и безопаснее, хотя имеют и свои недостатки. Добавляем, значит, в этот список портальщиков. Я про них ничего не знаю, но, раз они как-то наводят свои дырки в другие срезы, то, наверное, тоже люди фрактала. Впрочем, есть те, кто таскается между мирами на всякой технике. Она в основном артефактная, поэтому их с годами становится меньше. Но на ней даже тот, у кого никаких способностей нет, может худо-бедно перемещаться по Дороге. У меня подружка была, дуб-деревом. Так вот, она подобрала где-то костюмчик с резонаторами и пешим порядком по Мультиверсуму бегала. Да так, что только пыль столбом. Энергичная была барышня, Донка, помнишь её?
— Смутно, — ответила старуха, — давно дело было, да я бухала тогда постоянно. В Эрзал её как-то таскала с хахалем ейным. Рыжая была, да. Красотка.
— Не то слово, лучшая фигура Мультиверсума. Всю жизнь её жопе завидовала.
— А корректоры? — спросил я. — Они как перемещаются?
— Ох, солдат, — вздохнула Аннушка, — это отдельный вопрос. И сложный. Как глойти, но чуть по-другому. Глойти идут только по Дороге, а мы… они то есть, могут и по обочине, если припрёт. Да и корректоры они не потому, что ходят, а ходят, потому что корректоры. Сложно с ними всё, не бери в голову.
— Всех перечислили, или ещё кто-то есть?
— Все, кто более-менее нормальные. Хранители, там, Чёрные, Ушедшие, прочая хтонь — об этих я ничего не знаю, кроме того, что от них надо держаться подальше.
— А Основатели?
— С этими странно, солдат. С парочкой я даже была знакома, если это те же самые. Люди как люди, но влезли в то, во что влезать не стоило, и понеслось. Сначала их объявили всеобщим врагом номер один, а потом они вовсе куда-то делись. Лет двадцать тому прошло.
— Как ты была с ними знакома, если они в начале времён создали Мультиверсум?
— Блин, солдат, не спрашивай. Сама удивляюсь. Впрочем, тут иной раз и не такая дикая фигня творится.
— Это вот как сейчас, да? — я показал пальцем вперёд.
— Это что ещё за… — только
