светом и подножия гор. «Лунная заря» разгоралась все ярче.
Буквально ослепленный этим зрелищем, я все же не мог оторвать глаз от окна. Мне хотелось разглядеть особенности в очертании лунных гор. Но горы были почти такие же, как на Земле. Кое-где скалы нависали над пропастью, как огромные карнизы, и тем не менее не падали. Здесь они весили легче, притяжение было слабее.
На лунных равнинах, словно на поле сражения, были воронки — разной величины. Одни маленькие, не больше тех, которые оставляет после разрыва снаряд трехдюймовки, другие приближались к размерам кратера. Неужто это следы от упавших на Луну метеоритов? Это возможно. Атмосферы на Луне нет, — следовательно, нет защитного покрова, который предохранял бы Луну, как Землю, от небесных бомб. Но ведь тогда здесь очень небезопасно. Что если такая бомба-метеор в несколько сот тонн упадет на голову!
Я высказал свои опасения Тюрину. Он посмотрел на меня с улыбкой.
— Часть воронок вулканического происхождения, но часть безусловно сделана падающими метеорами, — сказал он. — Вы опасаетесь, что один из них может свалиться на вашу голову? Такая возможность, конечно, существует, но теория вероятности говорит, что риск здесь немногим больше, чем на Земле.
— Немногим больше! — воскликнул я. — Много ли падает больших метеоров на Землю? За ними охотятся, как за редкостью. А здесь — посмотрите — вся поверхность изрыта ими.
— Это правда, — спокойно ответил Тюрин. — Но вы забываете об одном: Луна уже давно лишена атмосферы. Существует она миллионы лет, причем, так как здесь нет ни ветров, ни дождей, следы от падения метеоров остаются неизменными. И эти воронки — летопись многих миллионов лет жизни. Если один большой метеор упадет на поверхность Луны раз в столетие, это уже много. Неужто мы будем такими счастливчиками, что именно теперь, при нас, упадет этот метеор? Я бы ничего не имел против, — конечно, если только метеор упадет не прямо на голову, а поблизости от меня.
— Давайте потолкуем о плане ваших действий, — сказал Соколовский.
Тюрин предложил начать с общего осмотра лунной поверхности.
— Сколько раз я любовался в телескоп на цирк Клавиуса, на кратер Коперника! — говорил он. — Я хочу быть первым астрономом, нога которого ступит на эти места.
— Предлагаю начать с геологического исследования почвы, — предложил Соколовский. — Тем более, что видимая с Земли часть Луны еще не освещена солнцем, а здесь наступило «утро».
— Вы ошибаетесь, — возразил Тюрин. — То есть, вы не совсем точны. На Земле сейчас видят месяц в его первой четверти. Мы можем объехать этот «месяц» — восточный край Луны — за сорок пять часов, если пустим» нашу ракету со скоростью километров двухсот в час. Остановимся мы только на Клавиусе и Копернике. Да кто тут начальник экспедиции, я или вы? — закончил он, уже горячась.
Прогулка по «месяцу» заинтересовала меня.
— Почему бы нам, в самом деле, не посмотреть величайший цирк и кратер Луны? — сказал я. — Их геологическое строение также представляет большой интерес.
Геолог пожал плечами. На лунной поверхности, видимой с Земли, Соколовский уже был однажды. Но если большинство за это путешествие…
— А вы не всходили на кратер? — с опаской спросил Тюрин.
— Нет, нет, — засмеялся Соколовский. — Человеческая нога еще не ступала на него. Ваша будет первая. Я был «на дне» моря Изобилия. И могу подтвердить, что это название оправдывает себя, если говорить о геологических материалах. Я собрал там чудесную коллекцию… Ну, нечего терять время. Ехать, так ехать! Но только позвольте мне развить большую скорость. На нашем авто мы можем делать тысячу и больше километров в час. Так и быть, доставлю вас на Клавиус.
— И на Коперник, — сказал Тюрин. — Попутно мы осмотрим Карпаты. Они лежат немного севернее Коперника.
— Есть! — ответил Соколовский и нажал рычаг.
Наша ракета дрогнула, пробежала некоторое расстояние на колесах и, отделившись от поверхности, стала забирать высоту. Я увидел нашу большую ракету, лежавшую в долине, затем яркий луч света ослепил меня: Солнце!
Оно стояло еще совсем низко над горизонтом. Это было утреннее Солнце, но как оно не походило на то Солнце, которое мы видим с Земли! Атмосфера не румянила его. Оно было синеватое, как всегда, на этом черном небе. Но свет его был ослепителен. Сквозь стекла окна я сразу почувствовал его тепло.
Ракета уже поднялась высоко и летела над горными вершинами. Тюрин внимательно всматривался в очертания гор. Он забыл о толчках, сопровождающих перемену скоростей, и о своей философии. Сейчас он был только астрономом.
— Клавиус! Это он! Я уже вижу внутри его три небольших кратера.
— Доставить прямо в цирк? — улыбаясь спросил Соколовский.
— Да, в цирк. Поближе к кратеру! — воскликнул Тюрин. И вдруг запел от радости.
Для меня это было так неожиданно, словно я услышал пение паука. Я уже говорил, что у Тюрина был необычайно тонкий голос, чего, к сожалению, нельзя сказать о его слухе. В пении Тюрина не было ни ритма, ни мелодии. Соколовский лукаво посмотрел на меня и улыбнулся.
— Что? О чем вы? — вдруг спросил его Тюрин.
— Выискиваю место для посадки, — ответил геолог.
— Место для посадки! — воскликнул Тюрин. — Я думаю, здесь его достаточно. Поперечник Клавиуса имеет двести километров. Треть расстояния между Ленинградом и Москвой!
Цирк Клавиуса представлял собою долину, окруженную высоким валом. Тюрин говорил, что высота этого вала семь километров. Это выше Альп, высота Кордильеров. Судя по зубчатой тени, вал имел неровные края. Три тени от небольших кратеров протянулись почти через весь цирк.
— Самое подходящее время для путешествия по цирку, — сказал Тюрин. — Когда Солнце над головой, на Луне невыносимо жарко. Почва накалена. Теперь же она только нагревается.
— Ничего, выдержим и лунный день. Наши костюмы хорошо предохраняют и от жары, и от холода, — отозвался Соколовский. — Спускаемся. Держитесь крепче, профессор!
Я тоже ухватился за кресло. Но ракета почти без толчка стала на колеса, подпрыгнула, пролетела метров двадцать, снова упала, снова подпрыгнула и наконец побежала по довольно ровной поверхности.
Тюрин просил подъехать к центру треугольника, образуемого тремя кратерами.
Мы быстро направились к кратерам. Почва становилась все более неровной, нас начало бросать из стороны в сторону, подкидывать на сиденьях.
— Пожалуй, лучше одним прыжком перенестись до места, — сказал геолог. — Того и
