Книга Нечаянный подарок богов - Яна Рыбкина

и ни разу ни на кого ничего не разлила. К слову сказать, к местной одежде я так и не привыкла — сняла половину в первый же вечер. Варналия заметила, но убеждать одеться как надо, не стала. Здесь вообще не было особо строгих правил (знакомая с этикетом моей исторической родины, я сильно этого боялась) в одежде. Каждый носил, что хотел или на что хватало денег. Даже девушки вполне могли носить штаны, это не считалось чем-то предосудительным. А то, что Йейнирден считал их неподобающей одеждой для девушек, объяснялось его происхождением. Оказалось, что тролли, несмотря на всю их воинственность и кровожадность, достойную детских страшилок, весьма консервативный народ.

Дни шли за днями. Я быстро привыкла к местному распорядку. Варналия в подруги не набивалась, но и помочь не отказывалась. Она терпеливо отвечала на все мои вопросы, даже самые глупые, и порой мне начинало казаться, что из нас двоих старшая она, а не я.

Больше всего неприятностей доставляли Красавчик, которого, как оказалось, звали Баной, и его мамаша, Юлира.

Проблема с Баноем была банальной, но оттого не менее неприятной: хозяйский сыночек, уверенный в своей неотразимости и привыкший к тому, что все его желания исполняются, возжелал увидеть меня в своей постели. И дело было вовсе не в моей потрясающей внешности, а в новизне — Баной давно «перепробовал» всех девушек в округе и находился в постоянном поиске новых «жертв».

Поначалу я пыталась по-человечески объяснить парню, что он не в моем вкусе, да и роман мне сейчас не нужен, но тот пропускал все мимо ушей и продолжал зажимать меня по углам. Только чудо и жизненный опыт девушки двадцать первого века на пару с менталитетом помогли избежать изнасилования. Но долго так продолжаться не могло: чудеса не вечны и никакой опыт не спас бы от летящего в лицо кулака. В итоге, устав от постоянной необходимости оглядываться и перестраховываться, я плюнула на гордость и опасность навлечь на себя гнев Баноя, пожаловалась Йейнирдену.

Разразился грандиозный скандал. Йейнирден орал так, что стены ходуном ходили, а посетители, которых угораздило оказаться в этот момент в таверне, торопились уйти. Я спряталась в кладовке, сделав вид, что перебираю овощи к ужину. Там, когда скандал затих, меня и нашла Юлира.

— Я тебе это припомню, грязная девка! — змеей прошипела она и в серьезности угрозы сомневаться не приходилось.

Выглядела она при этом так жутко, что мне стало не по себе. Я всерьез испугалась, что женщина бросится на меня с кулаками и приготовилась защищаться. Не потребовалось: женщина смерила меня не предвещающим ничего хорошего взглядом и ушла, громко хлопнув дверью. Я же со всех ног бросилась разыскивать Варналию, чтобы узнать, во что умудрилась вляпаться.

Оказывается Юлира, женщина весьма недалекая и очень мстительная, души не чаяла в сыне, потакала всем его капризам и готова была защищать от любой опасности — реальной или вымышленной — до последней капли крови. Йейнирдену подобное было совсем не по душе, он считал, что парень слишком избалован и с ним надо быть построже… а то и вовсе отправить куда-нибудь учиться, чтобы вдали от мамкиной юбки он хоть немного познакомился с действительностью.

— Мама с папой часто из-за Баноя ссорятся, — стыдливо призналась Варналия.

Девушка вообще говорила о матери и брате неохотно: отношения с ними у Варналии были очень натянутыми. После, понаблюдав немного, я уяснила: Варналия — папина дочка. Юлира дочь выносила с трудом и не упускала случая ее задеть. Впрочем, до открытого противостояния не доходило — Йейнирден всегда был на стороне дочери и не давал разгореться конфликтам. Что меня несказанно удивляло. «Ночная кукушка дневную перекукует»… в данном случае это правило не работало.

Честно говоря, было очень любопытно узнать, чем девушка так матери не угодила, но спрашивать я не стала — это было бы невежливо и бестактно.

В любом случае, после скандала Баной перестал даже смотреть в мою сторону. Несмотря на всю свою избалованность, ни злопамятной скотиной, ни клиническим идиотом он не был. А вот Юлира принялась цепляться по малейшему поводу (а иногда и без него) и всячески портить мне жизнь. То заявит, что я недостаточно чисто вымыла пол и заставит переделывать; то поднимет вой, что я слишком толстую кожуру с овощей сняла… То одно потребует сделать, то другое… Пару раз я промолчала, пару раз подчинилась, надеясь, что женщина одумается, но вскоре поняла, что этого не произойдет и начала всячески избегать и ее саму, и ее сыночка за компанию. Кстати, Йейнирден это сразу заметил, но возмущаться не стал. И правильно. Попытайся он настоять, я бы наверное попросту сбежала.

Еще одной весьма пугающей проблемой стали кошмары. Первый приснился на четвертую ночь в трактире. Я проснулась тогда среди ночи от собственного сдавленного крика, с бешено колотящимся от страха сердцем и стойким ощущением надвигающейся беды. Тогда я списала кошмар, как реакцию на перенесенный стресс: переход в другой мир — еще то потрясение. Хуже стало потом, когда кошмары стали повторяться каждую ночь. Я ни разу не смогла вспомнить, что мне снилось, но чувство ужаса, смешанное с бессильной злостью при пробуждении было постоянным.

После нескольких мучительных ночей я попросила у Варналии каких-нибудь травок успокоительных. Та дала небольшой бутылек с настоем, который на вкус больше напоминал раствор хозяйственного мыла, чем лекарство, и объяснила, как принимать. Я послушно выполняла все инструкции, но тщетно: кошмары продолжали сниться.

Постепенно я привыкла. Не смирилась, нет, с таким невозможно смириться. Но привыкла и даже ждала этих снов, каждый раз надеясь, что по пробуждении смогу вспомнить хоть что-нибудь, самую незначительную деталь, которая могла бы послужить ключом к разгадке.

Так и шло. Я отрабатывала долг и маялась неопределенностью своего положения. Что делать, когда расплачусь? Остаться? Уходить? Но куда? В неизвестность? Не зная, где буду ночевать в следующий раз? Может быть, здесь это было в порядке вещей, но мне, привыкшей к определенности, предсказуемости и наличию надежного тыла, было страшно. Я уговаривала себя и так, и этак, но не могла решиться уйти. Наверное, интуитивно понимала, что нет смысла менять одно чужое место на другое. Единственное, чего я хотела в этом мире — вернуться домой. Не потому, что оставила там что-то важное. Просто здесь мне не было места. Не было ничего, что восхитило бы меня или заинтересовало. Жизнь местных обитателей виделась мне такой же серой и скучной, как жизнь многих в моем родном мире: работа-дом, работа-дом. И пусть дома здесь