наши пики, но тяжелая пехота обеих сторон сблизилась настолько, что пикинеры уже не могут работать, и, по правилам нашего боевого построения, они медленно отступают сквозь ряды тяжеловооруженных солдат.
Между тем большой отряд вражеской тяжелой конницы смял наших жандармов на левом крыле. Наши, твердо соблюдая правило, отступили под защиту запасных пик, возобновили с их помощью бой и опрокинули противника, перебив у него множество людей.
Тем временем действующие пики передних батальонов прошли назад сквозь ряды пехоты, и теперь в бой вступают щитоносцы. Смотрите, с какой доблестью, уверенностью и легкостью они уничтожают неприятеля! Разве вы не видите, что ряды так сомкнулись в бою, что солдатам только с большим трудом удается действовать мечами? Смотрите, с какой бессильной злобой умирают враги! Ведь они вооружены только пиками и мечами, а щитов у них нет. Пика бесполезна, потому что слишком длинна, меч бессилен против сильнейшего вооружения наших воинов, и неприятельские солдаты частью падают, убитыми или ранеными, частью спасаются бегством. Они бегут и на правом и на левом крыле. Победа за нами!
Не правда ли, как счастливо прошла битва? Скажу только, что я испытал бы гораздо большее счастье, если бы мне было суждено видеть это сражение на деле. Заметьте, что мне даже не пришлось посылать в дело ни вторую, ни третью линию войск; враг побежден силами одной первой. Вот все, что я мог вам сказать, и хочу только спросить, все ли для вас ясно.
Луиджи. Вы победили так стремительно, что я не могу еще опомниться от восторга. Я так ошеломлен, что даже не могу сказать, остались у меня какие-нибудь сомнения или нет. Моя вера в вашу мудрость не имеет границ, но я все же позволю себе высказать то, что мне приходит на ум. Скажите прежде всего, почему ваша артиллерия стреляла только один раз? Почему вы сейчас же увели ее назад и больше о ней не упоминали? Мне кажется, далее, что вы слишком легко распорядились неприятельскими пушками, заставляя их стрелять слишком высоко; это, конечно, вполне возможно, но ведь бывает же, и, вероятно, часто, что ядра ударят прямо по вашим солдатам. Что же вы стали бы тогда делать?
Раз я уже заговорил об артиллерии, я скажу об этом все, чтобы исчерпать свой вопрос и больше к этому не возвращаться. Я часто слышал пренебрежительные отзывы о вооружении и боевом порядке древних. При этом обычно говорят, что в наши дни эти войска были бы недостаточны и, пожалуй, даже вовсе бесполезны перед мощью артиллерийского огня, который уничтожает самый глубокий строй и пробивает самые мощные латы. Сторонники этого мнения считают безумием вводить боевое построение, которое все равно не может устоять, и мучиться под тяжестью оружия, которое не в состоянии тебя защитить.
Фабрицио. Ваш вопрос касается очень многих вещей и требует поэтому подробного ответа. Верно, что я приказал своей артиллерии выстрелить только раз, да и то не без колебания. Дело в том, что для меня гораздо важнее защититься от неприятельских ядер, чем поражать противника своими. Вы должны знать, что спастись от артиллерии можно только двумя способами: надо поставить войска в такое место, куда ядро не долетит, или укрыть их за стеной или валом. Других средств нет, да и первые удадутся только при особой крепости вала и стены. Полководец, решающийся на бой, не может ни укрыть свои войска, ни поставить их в такое место, где ядра их не достанут.
Раз нельзя защититься от пушек, надо найти средство терпеть от них как можно меньше урона. Средство есть только одно — захватить их сейчас же. Для этого надо стремительно кинуться на орудия врассыпную, а не наступать медленно и густыми рядами. Быстрота удара не позволит неприятелю выстрелить второй раз, а потери при рассыпном строе будут меньшие. Такое движение невозможно для воинской части, построенной по-боевому. Если она бежит, ряды расстраиваются, а когда колонна идет в беспорядке, то неприятелю не приходится тратить силы на то, чтобы ее рассеять, потому что она рассыпается сама.
Я построил свое войско с расчетом достигнуть двойной цели: расположив на крыльях 1000 велитов, я приказал им сейчас же, после того как наша артиллерия выстрелит, броситься вместе с легкой конницей на неприятельские пушки. Я не велел своей артиллерии стрелять вторично именно потому, что не хотел дать неприятелю лишнее время; ведь невозможно самому выигрывать время и вместе с тем не позволить этого другому.
Я не продолжал обстрел по той же причине, по которой колебался стрелять с самого начала, — именно потому, что боялся, как бы неприятель не открыл огонь первым. Ведь если ты хочешь обезвредить артиллерию противника, надо на нее напасть; если он не защищает свои орудия, ты их захватываешь; если он хочет их отстоять, ты должен двинуться вперед, а когда друг и недруг смешаются в общей свалке, то из пушек стрелять нельзя.
Доводы эти, как мне кажется, достаточно убедительны и не нуждаются в примерах; однако древняя история дает нам некоторые образцы, и я хочу их привести. Вентидий перед боем с парфянами, вся сила которых была в стрельбе из луков, подпустил их почти к самому валу лагеря, раньше чем вывести свои войска. Сделал он это только с одной целью — сейчас же вступить в рукопашную схватку, не дав им времени для нового обстрела.
Цезарь рассказывает, что во время одной из битв галльского похода враги бросились на него с таким бешенством, что его воины не успели бросить свои дротики, как это полагается у римлян. Ясно теперь, что спастись в поле от орудия, бьющего издалека, можно только одним путем — захватить его с величайшей быстротой.
Была и другая причина, по которой я шел на врага, не вводя в дело артиллерию. Вы, может быть, сейчас засмеетесь, но я считаю, что пренебрегать ею нельзя. Самая большая опасность для войска, при которой легче всего начинается смятение, — это невозможность видеть неприятеля. Сильнейшие армии часто бывали разбиты потому, что солдат ослепляли пыль или солнце. Между тем ничто не вызывает такого густого мрака, как пороховой дым; я считаю поэтому, что лучше предоставить неприятелю ослеплять самого себя, чем разыскивать его, ничего не видя.
Поэтому я предпочел бы не стрелять из пушек, или во избежание упреков ввиду большой славы артиллерии я расставил бы орудия на флангах, чтобы не ослеплять дымом солдат, так как видеть врага для них — самое важное.
Чтобы показать вам, насколько полезно испортить врагу видимость поля битвы,
