литературы», выбор блокнота – это одна из самых важных составляющих писательского мастерства. Там, где Виолетте нравилась бумага, ей не нравилась обложка, там, где нравилась обложка, ей не нравилась бумага, наполнение, линейка.
– Почему ты просто не можешь в гуглодоке писать? – взмолилась в конце концов Мэл.
– Его неудобно таскать с собой. А записывать всё в телефон я не успеваю. Да и не нравится мне. Ты же всё равно говорила, что у тебя нет планов.
– Есть хочу, – проворчала Мэл.
– Сейчас. Потом я куплю тебе булочку. Или тебе нужна совсем другая булочка, и ты пытаешься затащить меня куда-то?
Виолетта попала в яблочко. Мэл точно знала, что сегодня в метро на Китай-Городе должен был выступать Олег со своей группой. Ребята получили разрешение, о чём писали в соцсетях. И, естественно, Мэл собиралась «как бы случайно» оказаться рядом.
По мнению Мэл, Олег мог переживать из-за смерти одноклассника, и его нужно было поддержать. С другой стороны, вспоминая о том, что она сама чуть не оказалась рядом с Егором, Мэл начинала нервничать. В такие моменты она безумно хотела поделиться своими переживаниями с Виолеттой, но понимала, что не может. Оставалось врать. Причём плохо.
Разобравшись с блокнотом Виолетты, девушки отправились решать насущные проблемы Мэл. И всё было бы хорошо, если бы только во время «концерта» на объекте любви и обожания не висела очередная девица. И висела так удачно, что Мэл юноша даже не заметил. Да и по всему его виду можно было сказать, что никакого горя в связи с последними событиями он особо не испытывает.
– Да пошёл он, – попыталась взбодрить подругу Виолетта. – Будут нормальные парни. Зачем вообще встречаться со сверстниками? Находишь себе кого-нибудь постарше, и всё там нормально…
Мэл чувствовала, как настроение её опускается ниже плинтуса, и успокоительные речи Виолетты только действуют на нервы и страшно выбешивают. Весь монолог о пользе парней постарше Мэл не запомнила, однако фраза: «Я и сама недавно целовалась с парнем постарше» стала гвоздём в крышку гроба. То есть, мало того, что Виолетта была лучше практически во всём, так у неё, кажется, ещё и парень появился. Что, конечно же, по мнению Мэл, должно было разрушить дружбу. Потому что в выборе «друзья или любовь», как Мэл читала множество историй, все всегда выбирают любовь. Особенно если эти «все» – одинокие аутсайдеры, для которых любое проявление внимания – праздник.
Свернув прогулку, Мэл ещё какое-то время побродила по праздничным улочкам, собралась с силами и написала Онегину.
Евгений только пришёл в себя после ночных приключений и, путаясь в буквах, ответил, что сидит у Марго и, в целом, готов пересечься. О том, что Книжные Черви планировали устроить попойку всем составом, Стрелок забыл.
По поводу наличия Мэл только Базаров открыто выразил недовольство, остальная компания была настроена доброжелательно.
***
К вечеру в доме Марго была вся команда и Мэл. На полу стояло с десяток бутылок рома, виски, вина, а также коробки с пиццей и роллами, от которых отгоняли котов. Все расположились на полу.
Родион внёс в комнату деревянный ларец. На бархатной подушке в нём покоились две нити. На одной были жемчужины, на другой рубиновые капли.
– Двадцать восемь жемчужин и двенадцать рубинов, – торжествующе объявил Родион.
– Из? – поинтересовался Онегин.
– Из пятидесяти и двадцати пяти, – ответила Муму.
– Это точное число? – не унимался Евгений.
– Скорее да, чем нет, – сказал Родион. – Не хватает, конечно, главного камня, который скреплял ожерелье. И, честно говоря, идей, где его искать, нет совсем.
Чацкий, пока все рассматривали ожерелье, активно налегал на суши и, как обычно, решил поговорить с набитым ртом:
– В чафной солефции, – предположил он.
– Студенота, прожуй сначала, потом говори, – решил повоспитывать Остап.
– В частной коллекции. Такие камни не могут валяться абы где, – поспешно проглотив, повторил Чацкий.
– А с чего вы взяли, что такой камень есть? – спросил Онегин.
– Я. Знаю. Был, – протявкала Муму.
Мэл вздрагивала каждый раз, когда слышала речь Муму: это казалось слишком нереальным.
На попойке успели обсудить всё. Остап в красках рассказал, как им удалось уничтожить Вия, Чичиков выдал свои предположения о местонахождении следующих жемчужин, Онегин пытался собачиться с Базаровым. Сами Ангелы объявили о том, что в ближайшее время должны будут вернуться в Санкт-Петербург. Облегчение на лице Онегина от этой новости не заметил только ленивый.
Еды становилось всё меньше, а за алкоголем успели сбегать дважды. На каждое предложение споить Мэл остро реагировал Раскольников, угрожая административной ответственностью всем собравшимся.
Как только часть Книжных Червей решила отвалиться по своим телефонам, в дело вступил Чацкий.
– Ну, устроили тут гаджет-пати, – недовольно заворчал он. – Давайте лучше поиграем.
– Во что? – сразу оживилась Мэл.
– В «Ни разу», например, – отпив несколько глотков прямо из бутылки, (за что тут же получил подзатыльник от Родиона) предложил Александр.
– Давайте. Не знаю, что это, но мне интересно! – поддержала Мэл.
– Хорошо, – кивнул Бендер, которому было скучно.
Остальная часть коллектива поддержала инициативу. Чацкий поставил полную бутылку виски на пол и заговорил:
– Напоминаю правила. Кто-нибудь произносит некий тезис в формулировке: «Я ни разу не делал чего-нибудь». Например: «Я никогда не высаживался на Луну». Те, кто в действительности делал то, о чём говорится, пьют. Идём по кругу, говорим только правду. У нас много новеньких, будет интересно узнать всех поближе, так сказать.
– А заглянуть в досье не? У Марго по-любому уже всё написано, – съязвил Печорин.
– Вот уж не ожидал, что ты такой скучный тип, – поддел его в ответ Чацкий. Печорин скривился, будто укусил лимон, но вступать в перепалку не стал.
– О, да, Малыш, правду! Ты-то любого можешь убедить в том, что говоришь правду, – усмехнулся Базаров.
– Заткнись, Док. В этой игре не говорят, в ней пьют. – Чацкий обвёл взглядом присутствующих: – Всем всё понятно? Дети до шестнадцати пьют лимонад. Итак, я начну. Я ни разу не писал стихов.
– Ты вот специально? – Онегин был недоволен и потянулся к бутылке, за ним с равнодушным видом выпил Бендер. За ними – Тёркин. Затем настала очередь Тёркина говорить.
– Я ни разу не воровал.
Большая часть собравшихся выпила.
– Я ни разу не сожалел о том, что убиваю кого-то из Непримиримых, – сказал Печорин, чтобы посмотреть на реакцию. Чичиков выпил.
– Меня никогда не бесили авторы, что меня создали, – очередь дошла до Мэл. Из всех собравшихся, к удивлению, выпил только Онегин.
Так прошло ещё несколько кругов. Чичиков в прямом смысле этого слова уполз к себе в комнату. Тёркин уже храпел, прикрывшись пледом на диване, обнимая Муму. Бендера можно было обнаружить спящим
