Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
А так, по жизни, этого безбашенного Сыча нисколько не жалко. Да и что такое жалеть? Только чмошники нуждаются в этой гребаной жалости, в этих детских соплях. А Сыч, он, придурок, сам прокололся, сам себе такую судьбу выбрал. Ничего, еще раз, зэчара, напоследок, добрую службу сослужит...
– Тормози, – приказал Дорофеев, как только машина поравнялась с домом деда.
– Его в стационар надо... – недоуменно возразил Демин. – Я здесь ему ничем помочь не смогу...
– Тащите его в дом. И быстро, – отрезал Игорь.
* * *
Сыча втащили, цепляя по пути в темных сенцах его разбросанными в стороны безвольно повисшими руками и ногами какие-то звонко гремящие ведра и металлические лоханки. Взгромоздили на выдвинутый в середину хаты, застеленный сорванной с кровати простыней кухонный стол прямо под тусклую лампочку без абажура. И осоловевший от увиденного Солдат по команде Дорофеева дрожащими руками раздел его до пояса. Помня свой последний просчет, Игорь все это время, обнажив ствол, цепко держал в поле зрения своих «арестантов» в полной готовности, если потребуется, моментально пресечь любые нежелательные поползновения с их стороны. На этот раз у них не было и малейших шансов на успех. Он бы ничего подобного недавно произошедшему просто не допустил.
Сыч, едва оказавшись раздетым на столе, опять начал, поскуливая, хвататься за рану. Мычал, стараясь приподнять голову, чтобы увидеть воочию, где и как он попал на перо. Но от этих его нелепых дерганий глубокий ножевой пробой совсем разошелся, и кровь просто хлынула натуральным ручьем, стекая по его впалому животу на подстеленную простыню, а оттуда и на пол, тут же растекаясь лужей. И Дорофеев удовлетворенно хмыкнул – ему вся эта наглядная «красочность» была явно на руку.
– Так что? – сказал Игорь, обращаясь к заметно потемневшему лицом, но по-прежнему внешне невозмутимому пожилому эскулапу. – Значит, ты здесь его прооперировать не можешь?.. Или не хочешь?.. – И, не дождавшись ответа на свой вопрос, выдержав долгую паузу по всем «законам жанра», констатировал: – Хорошо... Тогда давай я... Я сам... Солдат, подай-ка мне вон тот тесак. Да-да, вон тот. Да, я сказал... Да нет, идиот, помой его сначала с мылом.
– Это недопустимо... Это не поможет... – все-таки не удержался от комментариев Демин, глядя на то, как заторможенный Солдат оттирает намыленной серой тряпкой для мытья посуды сточенный от времени кухонный нож с обмотанной синей изолентой рукояткой. Не удержался, как всякий специалист, столкнувшийся с полным пренебрежением к элементарным санитарным нормам, хотя еще пятнадцать минут назад проделал то же самое, если еще не хуже. Но одно дело – защищаясь, ударить какого-то зэка ножом в живот, тем более – вполне «профессионально», практически не задевая важных внутренних органов, и совсем другое – провести оперативное вмешательство, чтобы этому недочеловеку сохранить жизнь... Не смог удержаться, даже подозревая, что Дорофеев откровенно куражится.
– Ничего, – откликнулся Игорь, – он выдержит. Он здоровый, как падла. – И, переложив пистолет в левую руку, правой приняв от Солдата нож лезвием вниз, подошел вплотную к столу.
– Ты че, шеф? – спросил опешивший от услышанного Сыч, сразу же переставший елозить от боли на сбившейся несвежей простыне. – Ты че, в натуре?..
– Ничего... – опять произнес Дорофеев и, коротко замахнувшись, резким ударом вогнал тесак Сычу точно под левый сосок. Вогнал так быстро и сильно, что с жутким стуком буквально прибил его к столешнице, а по краям острого широкого лезвия не выступило и капли крови. Так неожиданно, что никто в комнате не успел ничего понять. И пока окаменевшие фигуранты гнилого «дела» не успели прийти в себя, выкинул вперед руку с зажатым в ней «стечкиным» и направил его в лоб Демину. Но, мгновенно сориентировавшись в обстановке, тут же, не раздумывая, перевел его на Купцова, краем глаза заметив, как тот, услышав кошмарный стук, с которым тесак вошел в древесину кухонного стола, пошатнулся и побледнел... Перевел и угадал! Тот как-то враз, в момент поплыл и сломался. «Я покажу!.. Покажу, где... – простонал, срываясь на визг и медленно пятясь. – Покажу, где мы их оставили...»
– Вот и хорошо, – оскалился Дорофеев, – вот и молоток... – И, повернув к Демину раздробленное, рассыпанное на части от дикой, с трудом укрощенной злобы лицо с выкаченными побелевшими глазами, прибавил: – Как видишь, сучонок... и я могу...
Румын
– Вставай... – растормошил еще затемно Горюн задремавшего Семеныча (все-таки прикорнул после того, как Танюшка сняла капельницу с руки раненого). – И девку буди. Нельзя вам здесь... На зимник повезу.
Собрались быстро. Припасы и множество других необходимых в тайге вещей немногословный Румын погрузил в дровни загодя. А когда все было готово к выезду, обошел вокруг саней, придирчиво оглядел уложенный скарб, заботливо подоткнул края овчины под бока своих нежданных постояльцев и коротким окриком «Н-н-о! Пошла, Манька!..» тронул с места запряженную лошаденку.
Длинногривая сивка, рванув было с места, совсем скоро перешла на шаг, до бабок погрузившись в снежную целину. И сколько ни погонял ее хозяин, так и не прибавила ходу, решив, видно, особо не надрываться под тяжеленными санями, предчувствуя, что путь предстоит неблизкий. Да еще Акай все время путался у нее под ногами, носился впереди, как оголтелый, пока Семеныч, осердясь, на него не гаркнул. И только когда выбрались на большак, норовистая кобылка прибавила шагу, снисходительно потрусив мелким аллюром.
Ехали молча. И в морозной предрассветной тиши слышны были только негромкие поскрипы полозьев да хриплое дыхание кобылки. Так и дотянули почти до Отрадного. Но въезжать в поселок Горюн не рискнул, а, как только замельтешили вдалеке жидкие огоньки начинающего просыпаться села, свернул на объездную дорогу. Очень скоро она стала круто забирать в сопку, и Румыну с Семенычем пришлось слезть с дровней и идти рядом, проваливаясь почти по пояс в снежных наметах. Идти битый час, взопрев напрочь и задыхаясь от усталости. Но отдыхать было некогда. Время торопило.
* * *
Ярко-красный солнечный диск уже показал из-за синего угрюмого кедрача свою макушку, когда подобрались наконец к зимовью, увязшему в огромных сугробах почти по самую крышу. Пришлось изрядно повозиться, освобождая дверь от крепко прикипевшей наледи. По всему было видно, что приземистый старый сруб, почерневший от возраста на венцах толстых листвяков[26], давно никто не посещал. Но сани разобрали споро – за пять минут управились. Горюн спешил – ему как можно быстрее надо было добраться до хаты. Знал доподлинно, что очень скоро появятся у него непрошеные гости – те, что идут по следу раненого. И необходимо как следует подготовиться к их визиту. А потому, как только был сброшен на снег последний мешок, Румын, наскоро попрощавшись, завернул дровни обратно. Его норовистая лошадка, по привычке, попыталась взбрыкнуть, но теперь хозяин, не церемонясь, так перетянул ее по хребтине гибкой и увесистой хворостиной, что на лоснящейся от пота конской спине тут же, на глазах, вздулась багровая отметина, и всхрапнувшей от неожиданной боли сивке пришлось поднажать. Ломанулась в обратный путь, вздымая из-под копыт тучи снежной пыли.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
