От одной мысли о жареных лисичках слюнки текут.
Среди хранящихся в домике книг был толстый травник в зеленой коже. В нем перечислялись и описывались местные растения от знакомых по земному миру до фантастических. Нашелся даже покрытосеменной аналог папоротника, внешне по листьям почти неотличимый, зато обладающий пышными бело-розовыми бутонами.
Сразу захотелось поискать цветы этого «папоротника» и проверить, действительно ли они путь к кладам открывают, а главное — как?
После Буркиного визита сумерки наползли вместе с темными тучами. Над лесом собралась гроза. Заскрежетали, закачались в ее предчувствии деревья. Поляну затянуло туманом. Воздух стал прохладным.
А в комнате было тепло и пахло донником, который Санька сорвала по пути от озера к домику. Белые и желтые соцветия наполняли маленькое помещение медово-ванильным ароматом, мешались с ментоловым духом дикой мяты…
Птенец, нахохлившись, спал в своей корзинке. Чтобы он не вскакивал раньше всех, Санька додумалась набросить на его жилище косынку, обнаруженную поблизости, в надежде, что этот простой «попугайский» прием сработает, и в четыре утра подъемов больше не будет…
Полночи Санька продрыхла, как убитая. Дневные заботы выматывали, несмотря на все магическое подспорье. Она заснула прямо над книгой, которую пыталась почитать Альбинке.
Механические часы на стене дважды издали тихий скрежещущий звук. Это значило два ночи. Санька проснулась, прислушалась к Альбинкиному дыханию, к тишине за стенами, которую нарушало тихое волчье поскуливание.
Что там с заблуднями произошло?
Санька выглянула в окно. Под стеной молоком разливался туман. Мелькнула над ним серая волчья спина. Заблудень, которого Альбинка окрестила Стрелком, рысью обежал дом и застучал когтями по полу терраски. Вид у него был напуганный: уши прижаты, язык вывален на бок, хвост пропущен меж задних лап.
Санька выбралась из теплой постели, дотопала до входа, припала к двери ухом.
— Эй… Что такое? — поинтересовалась вслух. Снаружи жалобно заскулили заблудни, стали скрести когтями по дверным доскам, подвывать. — Да что с вами такое?
Пожалев животных, Санька приоткрыла дверь, и через открывшееся пространство в комнату тут же просочились оба волка. Они виновато понурили головы, замели хвостами по полу, стыдливо приседая на задние лапы и пригибаясь низко-низко.
Белая волчица, по-Альбинкиному Белка, первой нырнула под кровать. Стрелку там места не досталось, и он полез за кресло. Чуть не свернул его, пока протискивался к стене.
Как только заблудни спрятались, с терраски донесся тоненький взвизг гнущейся под тяжестью доски. Кто-то пришел к домику в ночи и здорово напугал волков.
Интересно, кто это тут себе такое позволяет?
Санька нахмурилась и на всякий случай взяла в руки посох, попутно пожалев, что опробовала его только в быту.
А можно ли его в качестве оружия для защиты использовать?
Думалось, что можно, и мысль эта грела душу.
Можно, на худой конец, просто треснуть этим увесистым посохом кого-то тяжеленно-мягкого, гнущего весом террасные доски и заставляющего их болезненно скрипеть…
Хоть так.
Волки лежали, упрятав морды в лапы, и молчали, а Санька спиной чувствовала их дрожь. Еще защитники называются.
Но ведь она здесь главная. Не заблудни…
Санька встала возле двери и позвала шепотом:
— Эй. Есть тут кто? Вернее… знаю, что есть. Кто там? Отвечай…
И ей ответили — лучше б молчали:
— Дитя не спи-и-и-ит…
Голос загробный, жуткий потек в щель у пола и наполнил комнату шелестом подступающей ночи. Под конец казалось, что это лишь шум дождя, или ветра, или листвы, просочившийся из потустороннего мрака в жилое тепло.
— Ты кто? Говори немедленно, — настаивала Санька, чувствуя, как стекают по позвоночнику капельки холодного пота.
— Пить, есть… Проси-и-ит… — прошелестело в ответ.
— Я тебя не понимаю, — заявила Санька честно. — Говори толком, что нужно, или уходи.
Что именно повлияло на пугающего ночного визитера, Санькина ли напускная твердость или суть последнего требования, но факт остался фактом — могучее создание у двери развернулось и покинуло терраску в несколько увесистых и одновременно бесшумных шагов.
— У-у-уф…
Санька прижалась спиной к двери и сползла по ней на пол. Села, уложив посох на колени, вытерла со лба проступивший пот.
А кто говорил, что будет легко? Никто!
Но безопасность-то обещали… Хотя тут и не придерешься: этот, что за дверью был, пугал вроде как, пугал, а ушел прочь по первому требованию.
Ушел ли…
Санька, затаив дыхание, прислушалась к уличным шорохам, боясь опять уловить эту мощную и одновременно почти неуловимую поступь. Но снаружи сперва собралась в тугой ком тишина. Потом, будто выдохнув с облегчением, ночь разразилась каскадом привычных звуков, нестрашных и умиротворяющих. Цикадные пения, трескотня козодоя, лягушиные трели на озерце. Жалобные подвывы неясыти, что пугали еще пару ночей назад, теперь казались почти колыбельной.
Заблудни все еще жались к полу, но больше не тряслись. Уши подняли торчком и хвостами виновато повиливали. Санька не стала их стыдить и на улицу гнать: раз уж зашли, пусть до утра ночуют.
Она легла рядом с Альбинкой на краю постели. В комнатушке было тепло — накрываться не стала. Пока засыпала — сон как-то не шел после всего — прислушивалась. Куры сидят тихо, не обидело и их лесное чудо…
Скорей бы утро.
И оно настало. Залило лучами половицы с упавшим на них пледом. Альбинка тоже ночью парилась и, наверное, скинула его на пол.
Саньке показалось, что она только на миг смежила веки, и время перепрыгнуло из ночи в день, но это было не так. Просто сон вышел пустой и глубокий, как черная яма, без сновидений.
— Мам, я раньше тебя встала. Ты все спишь и спишь. А кто заблудней пустил? Ты пустила? Давай всегда их будет с собой спать брать. А можно их в кровать? — затараторили над ухом.
— В кровать нельзя-а-ах! — зевая, запретила Санька. — Аль, ну куда в кровать-то? В самом деле…
Ведь залезут, если слабину прочувствуют, и будут у них не дикие волки, а комнатные собачки. Что, в принципе, тоже можно, но такие лучше в квартире…
А тут, в глуши, когда под дверью ночами бродит какая-то загадочная жуть, хотелось бы надежных охранников.
— Мам, пошли умываться.
— Пойдем.
Санька пулей слетела с кровати. Резко, отчего перед глазами взорвался салют из искр, и ноги на мгновение стали ватными. Удержалась. Ну вот… Нельзя ж так резко вскакивать, сколько раз говорили…
Она первая вышла из дома, понимая, что днем их, скорее всего, никто поджидать снаружи не станет — вон как заблудни бодро на полянку после ночевки выбежали. Направилась к повешенному на дерево умывальнику. Еще одному, обнаруженному в сараюшке с садовым инструментом. Умывальник они с Альбинкой закрепили на дереве и
