не был бойцом. Скорее всего, он споткнулся бы о собственный меч.
Он побрел по узким улочкам к семейному дому. На вилле кипела жизнь. Рабы сновали взад и вперед с корзинами, полными инжира и фиников. Ремесленники ждали со своими свитками в прохладной тени приемного зала, чтобы обсудить свои идеи с Исетнофрет. Ей придется превзойти свое предыдущее пиршество, иначе она потеряет статус в глазах соседей. Она хотела бы ослепить чувства господина Бакари, чтобы по возвращении на остров Элефантина он только и говорил о чудесах Лахуна.
Он мельком взглянул на своего отца. Лицо Хави было бледным и осунувшимся, когда советники последовали за ним. Они говорили о том, чтобы призвать всех боеспособных мужчин и выставить больше часовых вдоль стены. Хуэй мог сказать, что его отец не был уверен, что этого будет достаточно.
- Варвары могут посчитать, что еще не пришло время для удара", - говорил один из советников.
- Это правда, - ответил Хави. - Это может произойти не в этот день, не на этой неделе и даже не в этом году. Но они придут, я уверен в этом, и мы должны быть готовы.
Хави пронесся мимо, даже не взглянув на своего сына. Внезапно Хуэй услышал, как его окликнули по имени. Исетнофрет направилась к нему сквозь толпу. На ней было прозрачное платье, открывавшее выпуклость ее груди и плотно облегавшее бедра.
Хуэй почувствовал приступ неловкости. Он не мог смотреть ей в лицо после того, что увидел, и он все еще не решил, как он сможет продолжать жить своей жизнью рядом с ней.
Когда Исетнофрет заключила его в объятия и крепко прижала к себе, Хуэй почувствовал, как неловкость переходит в отвращение, и вырвался из ее объятий.
- Это будет праздник, который Лахун никогда не забудет, - сказала она, все еще держа его за плечи. - Праздник, достойный царя. Праздник, достойный моего замечательного сына, который принес славу этому дому.
Хуэй почувствовал облегчение от того, что ее гнев больше не кипел. Внимание, которое должно было быть оказано ее дому, подняло ей настроение.
- Когда вы с Кеном будете представлены господину Бакари, - продолжила она, - он увидит, какое величие таится в Лахуне. - Ее глаза заблестели, а щеки порозовели.
- Я не подведу тебя, - ответил он.
- Конечно, нет. Но ты должен отрепетировать свою речь для господина Бакари этой ночью. Ты ее уже приготовил? - Она нахмурилась, видя его неловкость. - Мы не потерпим твоих запинок и плохо построенных предложений, Хуэй. И никаких этих историй, которые ты считаешь смешными, когда все твои пьяные друзья смеются. Ты должен проявить уважение. Ты должен восхвалять фараона. Но самое главное, ты должен показать господину Бакари, что ты и Кен достойны внимания всевышнего. На этом пути лежит удача.
Хуэй кивнул. - Сейчас я удалюсь в свою комнату и поработаю над своей речью. Она будет соблазнительной, как самая красивая женщина, и сильной, как бык.
Исетнофрет улыбнулась, но Хуэй видел по ее глазам, что она не была уверена.
- Убедись, что это лучшее, что может быть. Я хочу услышать ее, прежде чем ты представишь ее господину Бакари. - Она сделала паузу, прежде чем добавить: - И убедись, что Кену воздадут должное за его роль в доставке Камня Ка в Лахун. Не полируй только себя, пока не засияешь, как золото, слышишь?
Уходя, Хуэй протиснулся мимо жонглеров и пожирателей огня, ожидавших просмотра, а также рифмоплетов и рассказчиков. В ту ночь, когда он сидел в своей комнате, дом наполнился нежными, парящими нотами арфы, мелодичным звоном лютни и ударами множества барабанов, когда музыканты представляли композиции на выбор Исетнофрет. Затем зазвучали гармонии хора, их ангельские голоса эхом отдавались во всех уголках виллы. Исетнофрет не успокоилась бы, не оставила бы без внимания ни одной детали, чтобы создать свой идеальный праздник.
Расхаживая по комнате, Хуэй вкладывал страсть в свою речь. Он попытается сделать все, о чем просила его Исетнофрет. И все же это оказалось труднее, чем он ожидал. Его слова звучали свинцово, и он снова и снова прокручивал их в голове, пока не перестал казаться дураком, только что научившимся говорить.
Когда он приближался к концу своих трудов, появился один из рабов его отца и позвал его в главный зал. Активность утихла; все игроки и исполнители разошлись. Увидев Хуэя, Исетнофрет отмахнулась от последних оставшихся слуг. Кен развалился на подушке. Хуэй почувствовал неловкость оттого, что прервал частную беседу.
- Ты здесь, чтобы произнести свою речь для моего одобрения? - спросила его мать.
- Отец звал меня, - ответил он, оглядываясь.
Словно в ответ, Хави вошел со стороны своей комнаты. Он сиял, а в вытянутых руках держал что-то похожее на аккуратно сложенный кусок ткани.
- Для тебя, сын мой. Подарок в честь того, чего ты достиг.
Хуэй был удивлен. Его отец никогда раньше не преподносил ему подарков в такой манере. Поколебавшись, он взял туго завернутый сверток, и тот раскрылся в его руках.
Он задохнулся, увидев, что ему подарили. Это был льняной халат, на груди которого был красиво вышит ястреб с распростертыми крыльями красного, золотого и синего цветов, а повторяющийся узор из разноцветных квадратов каскадом спускался по бокам к подолу. Работа была прекраснее всего, что Хуэй когда-либо видел. Должно быть, это стоило целое состояние.
- Это для меня? - изумленно сказал Хуэй.
- Ты заслужил это, сын мой.
Хуэй прижал халат к груди и оглядел его по всей длине. Конечно, у любого, кто увидел бы его в этом прекрасном одеянии, перехватило бы дыхание.
- Тебе не кажется, что Хуэй будет выглядеть великолепно, когда его представят господину Бакари? - сказал Хави. Он с гордостью оглядел своего сына с ног до головы. - Все взгляды будут прикованы к нему’.
Но взгляд, который Хуэй чувствовал на себе в этот момент, был холоден, как ночь в пустыне. Лица Исетнофрет и Кена выглядели так, словно были высечены из камня. Он был сбит с толку тем, что его отец, казалось, ничего не замечал.
Хуэй отвернулся, обеспокоенный тяжестью их взглядов. Он пытался понять, что он там почувствовал. Конечно, гнев. Но больше всего - горькую ревность.
***
Белый парус вздулся, и канаты
