пустота.
Вот так просто. Раз — и она полностью в его власти. Совершенно добровольно, не сопротивляясь. Сердце сбило ровный ритм, а дыхание перекрыло. Пришлось закрыть на пару секунд глаза, чтобы взять себя в руки.
Перехватывая цепи, он приблизился к ней, кладя руку на голову. Точнее, он собирался положить её на голову, но в итоге непослушная ладонь самовольно легла на лицо. Нежно проведя пальцем по скуле, он завёл руку чуть назад, к волосам. Прижался лбом ко лбу. И закрыл глаза.
В следующее мгновение он оказался внутри её разума. Серебряные нити мыслей пересекали всё пространство, сплетаясь в причудливые клубки. Они свисали, точно лианы, с широких столпов убеждений, переливающихся в глубине всеми цветами радуги. Совсем как цветы, что проросли на его плаще.
Как же здесь… красиво.
Мирей протянул руку, прикоснувшись к первой мысли. «Я пошла бы за тобой хоть на край света» пронзило его, точно стрелой. Он отнял ладонь, прикасаясь к следующей. «Я должна помочь им» — о людях. Третья: «Сколько же их уже погибло…» — печально о тварях. «Этот мир так восхитителен». «Рядом с тобой я ничего не боюсь». «Матушка накажет меня?..» «Ты удивителен». «Карилия поняла бы…»
«Мирей». «Мирей». «Мирей…»
Несколько раз подряд, и все с разной интонацией.
«Вместе мы сможем». «Я хотела бы остаться здесь и быть целительницей». «Бабочки… такие невероятные». «Хаосу нет доверия». «Будь рядом». «Взлететь бы, как птица». «Если бы мы были людьми…» «Бедные дети». «Что они сделали с Бездной?» «Я так счастлива». «Не хочу быть убийцей». «Так вот оно какое, материнское тепло…»
Ни одной злой, жестокой, порочной мысли. Только свет.
Мирей прошёлся вдоль сияющих лиан в дальний закоулок, в котором притаилась одна единственная, но светящаяся ярче остальных. Рука дрогнула. Что-то внутри затрепетало волнением. Он протянул ладонь.
«Что такое любовь?..» ворвалось в его сознание, вместе с его собственным лицом, повёрнутым в сторону смотрящего.
Мирей отнял руку, оступившись. Нинель… Нинель думала о любви… глядя на него?
Он обернулся на сияющие лианы, окидывая их ошарашенным взглядом. Все разрозненные мысли и чувства, свои и её, вдруг обрели новый смысл. Глубокий, пугающий смысл.
Тепло в груди. Желание оберегать. Очарование её взгляда. Безграничное доверие. Пальцы, сплетающиеся в незамысловатом объятии. Всё слилось воедино, обнажая истину.
Он любил её. А она… любила его.
Бесконечное ликование охватило его душу. Но потом… почему-то стало страшно. Ещё страшнее, чем в тот день, когда он вернулся из подземелий, обретя решимость оборвать их связь. Для Мирея любовь была не только счастьем. Она была ответственностью. Ответственностью за её жизнь и благополучие.
И он готов был взять её на себя.
Засучив повыше рукава и хрустнув костяшками пальцев, Мирей воззвал к той части сил, которой было подвластно изменение материи. Ему предстояла долгая работа.
Скрупулёзно, очень осторожно он расплетал лианы мыслей. Нашёл один из самых старших столпов убеждений — тот, что был взращен в Небесных Чертогах. Тот, в котором таились знания о её силах, воспоминания о сёстрах и Великой Матери. Он взял часть мыслей и принялся строить из них барьер, сплетая их в плотные косы, закрывающие собой всё остальное — новое и сокровенное.
Спустя долгие несколько часов работы он посмотрел на творение рук своих. Перепроверил всё ещё раз, чтобы ни одной щёлочки не осталось. Все новые мысли — те, что уже были и те, что ещё появятся — теперь были отгорожены толстым барьером из мыслей «безобидных». Никто не проберётся.
Удовлетворённо кивнув, Мирей приготовился к перемещению в другой тайник. Сейчас он был в её разуме. Теперь… дело осталось за чувствами.
Едва он оказался в «сердце», как ему в лицо ударил невыносимый жар. Если в «голове» было спокойно и размеренно, здесь творился полный кавардак. Всё сверкало, пылало и искрило, словно норовя сжечь любого, кто посмеет прикоснуться. Множество лучиков самых разных оттенков, от серебристо-золотого до тёмно-оранжевого и красного — чувства полыхали небольшими шарообразными кострами, испуская эти лучи во все стороны.
Мирей заворожено обвёл глазами пространство. Удивительно, как столь нежное божественное создание, источающее бескрайнюю заботу ко всему живому, могло быть столь пугающе-пылким. Поразительная многогранность.
Стоило ему сделать шаг, как всё это великолепие рвануло к нему, едва не сбив с ног — он замер, с восторгом рассматривая окружившие его костры, что зашлись в лихом хороводе, приветствуя, ликуя. Жар от них словно перекинулся на него и перемкнул мозги — он раскинул руки и закружился в центре круга, хохоча как полоумный. А потом замер, впитывая в себя пронизывающие пространство лучи. И это чудесное создание питало к нему — сыну Хаоса! — чувства. Острое понимание столь простой истины накрыло с новой силой — колени ослабли, а по телу пронеслась дрожь. Какэто может быть? Что она такого видела в нём, чтобы вдруг и вот так? Он ведь не такой непорочный, как она… Происхождение обязывает. Законы выживания в Подземной Обители не позволяют быть мягким. Понимает ли она это? Изменится ли что-нибудь, если поймёт?
Мирей опустил руки, окидывая взглядом пышущие жаром костры. Сколько жизни! Он и сам чувствовал себя рядом с ней так — полным жизни и ярких лучей. Она вошла в его уже порядком опостылевшее существование и принесла с собой глубокий внутренний покой, словно все лишние детали, что до этого болтались без дела, встали на место. И он наконец-то стал целым. И не было такой силы, что могла бы изменить это.
Он мягко пошёл вперёд — костры разных цветов и размеров устремились за ним, но потом отстали, зависнув в одном месте и словно бы печально глядя ему вслед. Им на смену пришли иные — несколько тоскливо-серых, и ещё парочка — тёмных и густых. Её злость, отчаяние и несогласие с несправедливостью.
Оказывается, и в Нинель есть мрак. Эта мысль успокоила, уняла снедающее его волнение. Она поймёт. Она примет его таким, какой он есть. Уже приняла. Глупо с его стороны думать, что она чего-то не понимает — ведь Нинель умна.
Он пошёл ещё дальше, глубже. Картина поменялась. Здесь царил почти мертвенный покой. Костры горели слабо, лишь несколько самых ярких выделялись на общем фоне — эмоции, испытываемые к миру людей, тогда ещё незнакомому. А остальное — замершее, точно впавшее в долгий сон.
Они-то ему и нужны.
Мирей прикоснулся к первому, прозрачно-белому костерку. В нём таились тёплые чувства к Матери. Он отнял руку — из искрящегося шара света следом потянулся луч. Подошёл к другому. Преданность. Он сплёл их воедино, соединяя
