Однако нынешняя по всеобщему мнению была самой роскошной за последние годы. А потому экипаж сперва никого не удивил, все ж знакомых у городского главы имелось всяких.
Вышколенный слуга подхватил поводья.
Другой подал руку даме, которая выбралась из кареты. И сделал вид, что не слышит слово, оной дамой произнесенное. Да, порожки в эльфийских экипажах были высоки, а дверцы узки, и выбраться из такого без должной сноровки было тяжеловато.
Спутник девицы вот сумел.
Выпорхнул.
Оттеснил слугу. И почти снял даму с хрустальных ступенек.
– Спасибо, – буркнула она, одергивая кружевной край свободной блузы.
Черной.
Черным кружевом отделанной.
– Мы не опоздали? – она поправила крохотный цилиндр, украшенный длинным фазаньим пером. Маленькая сетка с мушкой почти сливалась с темными волосами. А в булавке, крепившей цилиндр к кудрям, посверкивал алый камень.
Девица огляделась и, помахав невесте, решительно направилась к ней.
– Марисса! Я так по тебе соскучилась. Я так рада была, что вы спустя столько лет все же решили пожениться…
Невеста, без сомнений, была прекрасна.
И подруге улыбнулась.
Как-то так улыбнулась, что слуга вздрогнул и едва не выпустил поводья.
– Я боялась, что он бросит тебя, как бросил меня… – девица говорила довольно громко, и не оставалось сомнений, что к вечеру слова ее, приукрашенные и преображенные, разнесутся по городу. – Но вижу, что не посмел…
Жених, и до того выглядевший больным, вздохнул.
А невеста неловко клюнула подругу в щеку.
– Что ты творишь? – прошипела она, впрочем, услышать это могла лишь темноволосая нахалка, заявившаяся на свадьбу, мало того, что в брюках, пусть и весьма интересного кроя, так еще и в черных. – Где платье?
– Ты же знаешь, что я не люблю платья… – отмахнулась девица и пожала жениху руку. – Молодец, Глен. Поздравляю. Ты все-таки сумел устроиться в жизни. Это ведь главное, выбрать жену с правильными родственниками… Кстати, знакомьтесь… мой жених…
Слуга отвернулся, пряча улыбку.
Пожалуй, эта свадьба обещала быть особенно интересной.
История 3. Кто не любит родственников?
– Юся, – моя сестренка скромно потупилась и ковырнула носочком пол. – Знакомься, это папа… он с нами жить будет.
Я открыла рот.
И закрыла.
И… открыла, желая высказать все, что думаю, по поводу внезапнообретенных папаш сомнительного виду, но наткнулась на умоляющий взгляд сестрицы и вздохнула.
Папа, стало быть…
Нет, ее папеньку я помнила распрекрасно. В детской памяти моей почему-то отложилась не внешность, но весьма характерный запах каленого железа, а еще колючесть бороды и громкий голос, от которого хотелось спрятаться под кровать.
– Юсенька! – воскликнул гном преувеличенно бодро. – Выросла-то как, выросла…
– Ага, – я огляделась.
А день-то хороший.
Солнышко вот выглянуло, даром, что второй день, как осень на дворе, а оно припекает по-летнему, и малина наша, словно чуя, что деньков этаких осталось немного, поспешила раскинуть колючие плети, растопырилась, подставляя солнцу глянцевую темную листву.
Поблескивала черепица на обновленной крыше.
Из трубы сочился дымок.
Пахло мясною похлебкой и самую малость – тем вот каленым железом, которым гном пропитался от макушки до пяток. Что сказать… гном как гном.
Обыкновенный.
Широкоплеч, коренаст и бородат. Борода рыжая, с нитями седины. Глаза серые. Кожа темная, это только считается, что они на поверхность выглядывают редко, да и под землею уровень излучения высок, вот и загорают… ага, почти дочерна.
Морщины опять же.
Одет неплохо. Скромно, но практично. И кожаные штаны я оценила, и жилетку со многими карманами…
– А я тебе вот принес, – он вытащил из кармана пару мятных карамелек, и я сглотнула. Точно. Он приносил их и клал возле кровати, а после отступал.
И еще он мне кроватку сделал, для куклы. И саму куклу купил, красивую, с белым фарфоровым личиком и платьем бархатным. Я ее несколько дней из рук не выпускала. Куда она подевалась потом?
– Спасибо, – карамельки я взяла. – Гм… а… вы к нам надолго?
Нет, воспоминания – дело хорошее, но дом наш не то, чтобы велик, да и в принципе не готова я к полному воссоединению семьи.
– Так это… – гном поскреб бороду и, оглянувшись на сестрицу, промолвил: – До свадьбы только…
И вот тут я окончательно потеряла дар речи.
Свадьба.
Свадьба – это, конечно, хорошо и даже замечательно, но где-нибудь в отдаленной перспективе, а не чтобы вот так и сразу. Когда вот так и сразу, то это уже не свадьба, но полнейшее безобразие.
Сестрица же, испустив тяжкий вздох, сказала:
– Ты только не ругайся. Я все объясню.
А я засунула карамельку за щеку. С карамелькой за щекою ругаться как-то не получалось.
…дело было в любви.
И еще в Гретином волшебном эликсире, который местные оценили сполна, да и не только местные. Небольшая реклама, и вот уже желающих приобрести чудо-зелье столько, что очередь приходится расписывать на месяцы вперед.
Нет, это хорошо.
Удачно.
И можно, конечно, нанять кжого-нибудь, тем паче Грете ниамекали, но в кои-то веки она намеки пжредпочла не услышать, здраво рассудив, что оыткрыть рецепт проще, чем закрыть его. Какое отношение это имеет к любви? Самое что ни на есть прямое. Эликсир Грета продавала через лавку многоуважаемого Торвуса, гнома в городе известного. Сам-то он в силу возраста от дел почти отошел, передав оные с лавкой вместе сыну.
А уже сын…
Сын был хорош.
Деловит.
Практичен.
И доход от лавки сумел повысить едва ли не вдвое. Это до эликсира… а уж с ним…
– Понимаешь, мы патент оформим, я документы уже подала, – Грета нервно теребила розовые бусики, обмотанные вокруг запястья. – Передам права на пользование Эрику, а у него троюродный брат в столице. Представляешь, какие перспективы открываются?
– Ага, – мятные карамельки были хороши.
Сладенькие.
Нервоуспокаивающие.
– И я подумала, что лучше жениха не найти. Только… он единственный сын, наследник… а я кто?
– Кто? – я была в том благостном состоянии, когда могла лишь слушать и задавать вопросы.
– Никто… сиротинушка… – Грета всхлипнула.
