Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
Но бой так и не остановили — Астервейг не хотел проспорить.
— Как же… Как же ты спаслась?
— Даже победила. Не знаю, как. Йамараны выручили. — Тшера криво усмехнулась. — А после Астервейг как ни в чём не бывало ждал меня ночью в своей койке. Я была его метрессой. — Она скривилась, будто на язык попала невыносимая кислятина. — Не дождался. Я пошла в трактир. И напилась…
Живыми на окаменевшем лице Виритая сейчас выглядели только глаза, налившиеся ледяной яростью.
— Заставлял? — хрипло переспросил наёмник.
— О нет, такие, как Астервейг, не заставляют. Такие, как Астервейг, берут не силой, а коварными уловками и авторитетом. Силе-то отпор дать проще.
Виритай скомкал окровавленный платок и сжал его так, что костяшки побелели, долго молчал, глядя то ли на Тшеру, то ли сквозь неё, она на него не смотрела.
«Вот только жалеть меня не смей».
Потом вздохнул — очень глубоко, словно утишая, выветривая вскипевшую в нём ярость, и бросил скомканный платок на стойку, достал из поясной сумки вышитый чехол, разложил перед собой курительную трубку с длинным мундштуком и прилагающиеся к ней причиндалы. Набив её листом тэмеки, раскурил и протянул Тшере.
— Это мозги не свернёт, как брага, наоборот — прочистит. Я при тебе набивал и сам раскуривал, не отравлю.
…В трактире царил тёплый полумрак, к закоптелому потолку поднимались сизые клубы трубочного дыма, а затянутый несколько месяцев назад где-то под солнечным сплетением тугой узел из жил и нервов, злости и тоски расплетался самыми простыми словами, и добрым участием, и одной трубкой на двоих.
«Курить одну трубку на двоих — всё равно что целоваться».
Они говорили ни о чём и обо всём на свете, смеялись и делились печалью, подшучивали и понимали друг друга, словно росли вместе, хотя виделись впервые и Виритай был лет на десять старше Тшеры.
«И на пятьдесят — добрее».
У Виритая семь лет назад от красной хвори умерла молодая жена с младенцем, он едва не спился, а потом продал дом, уехал подальше от воспоминаний и с тех пор наёмничает — сопровождает торговые обозы. Ни друзей, ни своего угла — только меч, трубка да бусина в бороде — подарок жены.
И у Тшеры родни не осталось. Несмотря на то, что в учение будущих Вассалов брали в возрасте десяти лет и Чёрное Братство заменяло им семью, безродную девчонку-выскочку Вассалы в свои ряды так до конца и не приняли, а лишь терпели; кто-то даже остерегался и уважал за очевидные успехи, но не более. Она утешала себя мыслью, что это правильно: Вассалам привязанности запрещены. А потом её, шестнадцатилетнюю, заметил Астервейг…
— Ты прости меня, птичка, — вновь повинился Виритай, — мне люто совестно за себя пьяного. Не знаю, что нашло…
Тшера чуть склонилась к нему со своего табурета и погладила по щеке. Борода его, перехваченная на самом кончике резной деревянной бусиной, на вид казалась ей жёсткой, но была шелковисто-мягкой и очень густой. Тшера прикрыла глаза и запустила в неё кончики пальцев, почувствовала, как большая тёплая ладонь осторожно, почти невесомо накрыла её руку, как сухие горячие губы коснулись внутренней стороны её ладони, как прерывистый выдох обжёг её запястье, и стайки мурашек побежали по её плечам и хребту, а по венам густым восточным благовонием разлилась истома. Она притянула Виритая — прямо за бороду — ближе. От него пахло лесным костром, и грубой седельной кожей, и горьковатым дымом тэмеки, и сильным, разгорячённым телом; провела кончиком языка по внутренней стороне его разбитой губы, сладко-солёной от крови.
— Ты говорил, за комнату наверху заплачено?
* * *
Внутренний двор цитадели Хисарета, его Высокие сады были особенно хороши в свете луны, такой ясной звёздной ночью, как сегодняшняя. Иссиня-чёрные аризисы распускались с заходом солнца и благоухали на весь сад, в купель с верхушки рукотворного грота по художественно разрушенной лесенке лилась прозрачная, как лунный свет, вода, вход в грот скрывали ползущие стебли эфойи с шелестящими на ветру листьями-кинжальчиками, а внутри стояла резная скамья — прекрасный уголок, в котором можно поразмышлять в час бессонницы.
— …Или помиловаться с одной из хисаретских красавиц, но ты, кир нагур, вижу, один. — Астервейг вальяжно внёс свою полную достоинства стать в низкий грот, хоть на пороге ему пришлось склониться.
— Для этих целей есть специальные заведения. Я не имею привычки тискать ни прислужниц цероса, ни тех, с кем мне приходится работать, — с улыбкой холодной, как лунный отблеск на клинке, ответил ему Вегдаш.
— Очень благоразумно, — мягко согласился Астервейг, пропустив колючий намёк мимо ушей. — Жаль, на дела более серьёзные, чем плотские утехи, твоего благоразумия не хватает.
Вегдаш скептично шевельнул крылатой тёмно-русой бровью, догадываясь, к чему ведёт Астервейг.
— Видимо, не только у меня, но и у большинства таинников Пареона. Не странно ли полагать, что твоё мнение правое, раз оно в явном меньшинстве?
Астервейг снисходительно усмехнулся в седеющую бородку.
— Так ли и у большинства? — Заложив руки за спину, он смерил шагами грот. — Лишь трое наместников, которых так легко заменить… Да ты, нагур Вегдаш, но тебя бы заменять не хотелось, поэтому я сейчас и говорю с тобой.
Вегдаш вскинул на Астервейга настороженный взгляд.
— Брат веледит, — продолжал тот, — подвергся серьёзному искушению тщеславием и властью — и едва не поддался козням Неименуемого, творимым чрез цероса. Но всё же устоял и обетов своих впредь не нарушит. Сегодня он отбыл в брастеон с вестью для отца наирея о решении цероса, и приподнесёт её как чистейшую ересь и повод усомниться в здравомыслии Найрима-иссан.
Астервейг развернулся на каблуках у стены и пошёл в другую сторону.
— Наставник бревитов тоже осознал катастрофические последствия такого решения для всей Гриалии и понимает, что он и его бревиты должны защищать не прихоти цероса, а в первую очередь страну, как я и мои Вассалы (с которыми он, конечно же, ссориться не захочет). — Астервейг остановился перед Вегдашем, соединив кончики пальцев у подтянутого живота. — Дело за тобой, кир нагур.
— Я своего решения не изменю, — спокойно ответил Вегдаш. — Не трать понапрасну ни своего времени, ни красноречия.
Астервейг вновь убрал руки за спину, перекатился с пятки на носок, о чём-то поразмыслил и всё с тем же неспешным достоинством направился к выходу, но в последний момент передумал.
— Что у тебя на уме, Вегдаш? — прямо спросил он.
— Верная служба моему церосу, — с тенью ухмылки ответил нагур.
— Хм… Ты из тех, у кого всегда есть собственный интерес. В чём он в этот раз?
— В верной службе моему церосу.
Астервейг улыбнулся — жёстко и холодно.
— Тогда бы ты уже спешил сдать меня Найриму. Но ты не сдашь.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
